«Вот
уже 10 лет в хоре существовала вакансия,
на которую никак не могли найти подходящего человека.
Это была должность секретарши.
Любая девушка, пришедшая по объявлению или по знакомству
и пробыв в коллективе не больше 10 минут, забывала,
зачем пришла, во все глаза смотрела на солистов
и во все уши слушала, как они поют.
Все попытки найти равнодушную к творчеству
и морально устойчивую к хористам секретаршу
были обречены на провал».
Unika
Severe. ПСС. Том 5.
Рассказы о Хоре. 7. Должности.
«Доброе
утро, дорогие товарищи! Начинаем производственную гимнастику.
Ноги на ширине плеч, руки в стороны. Раз, два, три. Пла-а-а-амя душ-и-и-и сво-е-е-ей…»
Дед
Егор разлепил веки, выругался и потянулся к проклятому музыкальному
центру, который вот уже три месяца будил его по утрам опостылевшей
фразой в исполнении одного из начальников. Выдернув вилку из розетки
(старик использовал веками проверенный способ отключать незнакомые
приборы), дед Егор, кряхтя и откашливаясь, поднялся с топчана,
заполнив собой всё пространство тёмного чулана под лестницей,
где с недавних пор ему была определена казённая жилплощадь.
Скромный
уголок, не задетый тотальным евроремонтом, служил раньше хранилищем
компакт-дисков, с обложек которых улыбались десять мужчин в белых
костюмах. Но с тех пор, как из белорусской деревни
Малые Ясеня в Москву был выписан Егор Матвеевич Бляходолец,
чулан обустроили под временное жильё для нового сотрудника.
Дед Егор совмещал две должности – секретаря и офис-менеджера,
что обеспечивало ему солидную прибавку к пенсии, а в переводе
на белорусские рубли зашкаливало все мыслимые размеры обычной
человеческой зарплаты.
Нашарив
в темноте войлочные тапки, Егор Матвеевич обулся, закатал рукава
старой вылинявшей гимнастёрки и распахнул дверь своего жилища.
Яркий свет утреннего солнца окрасил просторы офиса багряными лучами;
один такой луч проник в чулан, озарив деда Егора и его нехитрый
быт. Старик вышел навстречу солнцу, щурясь и что-то бормоча, закрыл
дверь и побрёл извилистой тропой, ведущей в конец коридора, к
благам цивилизации. Назад Егор Матвеевич вернулся изрядно посвежевшим:
седые космы были тщательно уложены с
помощью геля, которым, как казалось старику, пользовался кто-то
ещё: запасы в маленькой баночке стремительно истощались и подозрение
деда Егора падало на непосредственное руководство. Кроме того,
Егор Матвеевич аккуратно подстриг отросшую щетину над верхней
губой и вдоль подбородка – такое украшение имелось почти у всех
членов коллектива, и дед Егор, в свою очередь, молча последовал
этой традиции.
Надев
очки и приладив слуховой аппарат, секретарь был готов к рабочему
дню. Нажав костлявым пальцем на большую кнопку с прилепленным
к ней кусочком красной бумажки, на которой крупно была выведена
цифра 1, дед Егор включил автоответчик, чтобы проверить, нет ли
среди бессмысленных звонков поклонниц, которые чаще всего молчали
или всхлипывали в трубку, каких-нибудь серьёзных сообщений от
потенциальных клиентов. Сообщений не было. Было: три шмыганья,
два дурацких смешка и одно сдавленное
рыданье, последовавшее за словом «Женя», сказанным хриплым шёпотом.
Егор Матвеевич усмехнулся и покачал головой: поклонницы директора
представлялись ему зарёванными красавицами, достойными лучшей
участи. Эх, будь его воля!.. Но вместо воли у деда Егора была
работа – нудная, зато ответственная.
Следующим
утренним делом была проверка электронной почты. Строго следуя
инструкции, написанной директорской рукой огромными буквами и
вывешенной рядом с компьютером, Егор Матвеевич осторожно включил
всё, что положено, и просмотрел сегодняшний улов. «Спам один…», – проворчал старик и открыл единственное, показавшееся
ему деловым, письмо. Сеть универсамов эконом-класса устраивала корпоративную вечеринку и приглашала
хор выступить с парой номеров. Егор Матвеевич прикинул, какими
номерами коллектив мог бы осчастливить заказчика, и остановил
выбор на «Бубличках» и песне «Голуби летят над нашей зоной», как наиболее
соответствующим вкусам подобной публики. Будущим клиентам был
выслан райдер с подробным изложением условий сотрудничества.
Дед
Егор решил, что провозглашённый худруком постулат «Завтрак нужно
заработать!» оправдан, и поспешил на кухню, где можно было всласть
напиться чаю с сушками. В планах на сегодня значились: репетиция,
инвентаризация и закупка канцтоваров. Макая сушку в чай
и с шумом прихлёбывая из большой кружки с изображением
хора, дед Егор обдумывал, с чего бы начать, и решил, что всё-таки
– с инвентаризации.
Покончив
с завтраком и вооружившись амбарной книгой, куда были записаны
все приобретения для офиса, Егор Матвеевич отправился в обход.
Стулья – 10 штук – были в беспорядке сдвинуты в кучу, но – все
тут. Рояль – 1 штука – стоял в углу. Дед Егор на всякий случай
заглянул под крышку и обмер: синим маркером там было написано
неприличное слово, а рядом с ним прилеплена жвачка. «Борька, больше
некому!», – подумал дед Егор. Понадобилось 40 минут, чтобы оттереть
похабщину, и ещё столько же, чтобы вытащить
маркер, который чья-то коварная рука намертво закрепила в басовых
струнах рояля. Теперь стало понятно, почему в последнее время
в коллективе происходили жаркие споры о том, действительно ли
у всех хористов есть музыкальный слух. Дед Егор внимательно рассмотрел
маркер, оценил качество и записал название фирмы-производителя:
на будущее пригодится. Следующие пункты – кулер (1 шт.), кружки (10 шт.), а также разная кухонная мебель
и утварь – располагались на своих местах и были невредимы. Оргтехника
тоже была в наличии: портить или похищать её не было смысла из-за
древности агрегатов. Новую директор обещал
приобрести только в случае поломки, не подлежащей ремонту, но
старая техника, как назло, работала без перебоев, хотя и очень
медленно.
К
началу репетиции, назначенной на 14.00, в офис потянулись хористы,
а дед Егор тем временем занял
свой пост у телефона. Ровно в два появились
директор с худруком и процесс
пошёл. В это время у деда Егора раздался звонок: требовательный
женский голос заявил, что на диске, приобретённом с рук хориста,
не хватает одной песни. «Жалуйтесь производителям, мы – только
исполняем», – жёстко ответил Егор Матвеевич и нажал отбой. Тут в приоткрытую дверь репзала,
откуда доносился страшный шум, высунулась голова директора и пробасила:
«Слышь, Матвеич, ты рояль не трогал?»
Деду Егору пришлось рассказать о случившемся,
на что директор разразился адским хохотом и исчез за дверью. Вскоре
оттуда послышались звуки настраиваемого инструмента, а вслед за
тем – слаженное пение хора. Егор Матвеевич, в целом равнодушный к
музыке, продолжил бдение у телефона, но тот больше не звонил.
Дед
Егор снял очки и откинулся на спинку кресла. Ему мучительно хотелось
спать – преклонный возраст давал о себе знать. Много раз дед Егор
задавал директору один и тот же вопрос: почему на две не самые
последние должности в офис взяли его, бывшего счетовода из белорусской
глубинки, приходившегося дальним родственником деверю второй жены
одного из солистов? Директор всегда отвечал одно и то же: «Матвеич,
ты – идеальный вариант. Музыку не любишь, мужиков – тоже (в этом
месте деда Егора передёргивало от омерзения
и он едва сдерживался от троекратного плевка через левое плечо),
в декрет не уйдёшь, за нами на гастроли не поедешь. Деньги мы
тебе платим хорошие. В Москве у тебя свой угол есть. Чего ж тебе
ещё? Работай себе потихоньку и ни о чём таком не думай».
Спокойное
течение мыслей деда Егора неожиданно прервал телефонный звонок.
Звонил местный: на вахте для хора был оставлен какой-то подарок,
попросили спуститься и забрать. Дед Егор надел очки и отправился
на первый этаж, где его ждала большая корзина, доверху заваленная
разными игрушками. «То-то радость будет ребятишкам!» – подумал
старик и понёс корзину в офис.
Вопреки
обыкновению, ни к одной из игрушек не была прикреплена открытка
с указанием имени хориста, а когда последняя – белый медведь с
улыбкой до ушей – была извлечена из корзины, на дне обнаружилось
кое-что ещё: синеглазый младенец с соской во рту. Рядом с ним
лежала большая открытка. Дед Егор взял её трясущимися руками и
прочитал: «Будешь помнить гостиницу «Золотой колос». Валя». Вся
долгая жизнь деда Егора пронеслась у него перед глазами: в гостинице
с подобным названием он никогда не останавливался. «Не моё», –
на мгновение эта мысль успокоила его, но тут же пришла другая:
«Что делать? Кто виноват?» Директор, срочно отозванный с репетиции,
заглянул в корзину, сказал «Упс!», прочитал
открытку и, страшно хохоча, понёс подарок в студию. Обратно он
вернулся уже без корзины и сказал изумлённому деду Егору: «Не
парься, Матвеич! Сами разберёмся. Обычное
дело. Кстати, позвони в министерство образования, узнай, как там
насчёт нашего письма о детской школе мюзикла. Давай, Матвеич, не тормози, всё нормально!» Директор дружески хлопнул
деда Егора по плечу и скрылся за дверью репзала.
Всё
смешалось в седой голове Егора Матвеевича. Стараясь не думать о происшедшем, он позвонил в министерство, узнал,
что письмо дошло и рассматривается, потом ответил ещё на несколько
звонков из банка, ночного клуба и музыкальной школы, пообедал
(мама одного из хористов взяла на себя труд готовить для деда
Егора и передавать с сыном контейнеры с разнообразными яствами),
потом принял курьера, привезшего заказанную канцелярию, пересчитал
ручки, скрепки и чистые компакт-диски, расписался в накладной
и только после этого осознал, насколько далёко он отстал от стремительно
летящего вперёд паровоза под названием «жизнь».
Успокоившись,
Егор Матвеевич уже почти с симпатией наблюдал, как, закончив репетицию,
хористы делят игрушки и расходятся по домам. Корзины при них не
было: видимо, всё разрешилось, пока дед Егор занимался скрепками
и дисками. «Ну и ладно, – подумал старик, – не моё это дело».
Он окликнул начальство, собравшееся было сбежать, не оставив подписи
в важных документах; выслушал претензии помощника худрука к качеству
сушек и чистоте кружек, оправдался тем, что «глаза и руки уж не
те, и если кому-то что-то не нравится, берите молодых», но в общем
– завершил рабочий день тихо и мирно.
Наступил
вечер. Дед Егор выключил свет во всех помещениях офиса и пошёл
к себе в чулан. Там, выпив кефира, он снял все приспособления,
помогавшие ему видеть и слышать, включил в сеть музыкальный центр,
где раз и навсегда был установлен будильник, поднимавший деда
Егора по утрам, и улёгся на топчан. Егор Матвеевич привык ложиться
рано, но засыпал не сразу: мысли о прошедшем дне не давали ему
погрузиться в дрёму. Вот и сейчас он думал о том, как прошёл сегодняшний
день, чего он достиг, в чём преуспел и чего мог бы избежать. Выходила
какая-то хрень.
«А не написать ли мне заявление по собственному желанию?», – подумал дед Егор и с этой мыслью погрузился
в сон. Так был прожит ещё один день жизни Егора Матвеевича, а
оставалось ему таких дней – кто ж сосчитает!..
