Хор его имени

Когда в концертном зале имени П. И. Чайковского увидел афишу, извещавшую о предстоящем концерте арт-группы «Хор Турецкого», зашел в кассу. Кассир посмотрела на меня с удивлением: «Что вы, все билеты были проданы еще месяц назад». В 2005 году Хору Турецкого исполнилось пятнадцать лет. Пожалуй, лучшего повода для встречи с его создателем, художественным руководителем Михаилом Турецким, которого Иосиф Кобзон назвал «неистовым, неординарным, одержимым», не придумаешь.

- Михаил, вам пришлось долго идти к нынешнему успеху.

- Каждый день, все пятнадцать лет. Пришлось пройти через непонимание, группа не раз была близка к развалу. Но теперь понимаю, что все эти испытания были нам посланы не зря. Мы не только сумели выстоять, но и смогли высоко взлететь.

- Что представлял собой ваш коллектив пятнадцать лет назад?

- Коллектив был образован как культурологический проект по возрождению еврейской, иудейской духовной музыки - на базе американского благотворительного комитета. Я его создавал, стоял у руля. Пригласил профессионалов-музыкантов, своих друзей, с кем прежде работал, кто имел специальное музыкальное образование и обладал хорошим голосом. Мы, восемнадцать мужчин, пели а капелла духовную, светскую музыку. Года через два состоялся концерт в Большом зале Консерватории, в котором приняли участие и мы. Вскоре наш коллектив уже выступал за границей. Мы пели в Америке, Канаде, Франции, Англии... Наше пение услышали и во многих городах бывшего Советского Союза. Я очень доволен, что прошел в Америке замечательную школу синтетического искусства. За годы, что там провели, мы от классики двинулись к эстрадному, сценическому шоу-проекту. Я видел
все, лас-вегасовские шоу, бродвейские мюзиклы. В результате в регионах сейчас мы показываем настоящие лас-вегасовские шоу. Впервые их увидели зрители в городах Восточной Сибири, Дальнего Востока, Урала, Зауралья, Поволжья. Надо было видеть то, что там делалось: люди чуть ли не за километр спрашивали лишний билет. Единственная проблема - залы там не готовы к проведению подобных высококлассных шоу, к использованию современных технологий.

- Есть критерии, по которым вы отбираете артистов?

- Критерии очень четкие. Эти люди должны говорить со мной на одном языке, должны иметь хороший голос, быть музыкальными. В звезд они превращаются в коллективе, растут здесь. Наш язык - это не лукаво «сконструированная» эстрада, а настоящая музыка, настоящие голоса, настоящее искусство. У нас нет кроссовок, маек в стиле «дрань-рвань», нет фонограммы, нет безголосицы. Есть высшее музыкальное образование (все мы - выпускники консерваторий и Гнесинки), профессиональные голоса, живой звук, культура поведения на сцене, хорошие костюмы. Мы пытаемся показать прекрасную природу живой и замечательной музыки, созданной человечеством, задавать некий тон музыкальной культуры, будоражить какие-то эмоции. В конце концов, мы просто показываем, как надо петь, как можно одеться, как разговаривать.

- У вас есть песня, которую можно считать неофициальным гимном Хора Турецкого?

- У нас вообще какой-то одной любимой песни нет. У нас 30-40 козырных композиций, которые мы обожаем исполнять. А вообще в нашем репертуаре почти триста композиций, причем все достаточно сложные.

- Скажите, а вы могли бы научить петь, скажем, человека с улицы?

- Если у этого человека имеется хотя бы минимальный слух и гибкая психика, позволяющая ему слышать и чувствовать, что требует от него педагог, то да, смогу. Если, к примеру, какой-нибудь «Лукойл» предложит большие деньги и скажет: «Надо научить петь вот эту девушку, только она вообще «никакая», проблем не возникнет, я научу любого, доведу до эстрады. В своей профессии я знаю все о стилях, приемах, методах.

- У вас чисто мужской хор. Есть ли трудности в управлении им?

- Мне кажется, женским коллективом управлять гораздо сложнее. Особых трудностей у меня нет. По-моему, главное - чтобы люди тебе верили так, как верят в наступление завтрашнего рассвета. Если я что-то обещаю, обязательно выполняю, то есть всегда стараюсь держать слово. Но сначала, конечно, я постарался завоевать творческий авторитет. Сейчас Хор Турецкого - это слаженная бригада, мы уважаем друг друга и всегда приходим друг другу на помощь. Люди у нас все взрослые, зрелые, от 35 до 40 лет.

- У всех семьи?

- Нет, не у всех, четверо холостяков. Некоторые ребята просто не хотят жениться, их устраивает свободная жизнь.

- Какую программу вы подготовили к пятнадцатилетию коллектива?

- В обойму нашей программы мы сейчас взяли музыку всех времен и народов, как я это называю. У нас нет абсолютно никаких репертуарных ограничений. Произведения все разные, мы их связываем эмоционально и творчески. Это может быть и мадригал - любовное песнопение шестнадцатого века, рожденное в Англии, и церковно-православная молитва «Отче наш», и фрагмент мюзикла «Иисус Христос - суперзвезда», и итальянские канцоны, и песни Битлз, и «Мурка», и ария Лориса из оперы «Федора», и итальянская, французская, немецкая опера - в своих высших проявлениях. К примеру, арию Царицы Ночи из оперы Моцарта «Волшебная флейта» - уникальное, сложнейшее произведение для колоратурного сопрано - под силу спеть певице только самого высокого ранга. Однако в нашем коллективе есть мужчина, который эту арию великолепно исполняет, и она входит в часть нашей программы. Это Михаил Кузнецов - редчайший голос тенор-альтино: по вокалу он находится на стыке между мужчиной и женщиной. Это не фальцет, когда певец просто меняет голос, у Михаила полуженская природа голоса. Поэтому зрители слышат в нашем хоре и мужские, и женские голоса. Я как-то поймал себя на мысли, что иных классических музыкантов наш коллектив раздражает своей демократичностью, эстрадных - академичностью, или, точнее сказать, излишним, с их точки зрения, профессионализмом и вкусом. И это при том, что настоящие звезды и того, и другого музыкальных миров нас любят и охотно с нами работают.

- Вы знаете, как вас называют в коллективе?

- Конечно, мне это известно. Меня называют «царь»: «царь» сказал, «царь» пришел, «царь» приказал... Почему прижилось это название, я не знаю.

- Были случаи, когда с зарубежных гастролей коллектив возвращался не в полном составе?

- Такого не было. Другое дело, некоторые наши исполнители еще до того, как я их пригласил в коллектив, готовились к эмиграции, имея на это вполне легальное право. Я об этом знал, и мы расставались без проблем.

- Смена кадров в коллективе часто происходит?

- К счастью, нет. Последняя цикличная смена была три года назад, когда ушли двое певцов, которым казалось, что они «сами с усами». И я был этому очень рад, потому что на их место мы взяли двоих новых, очень профессиональных парней - Игоря Зверева и Бориса Горячева. Остальные работают в хоре по двенадцать-пятнадцать лет.

- Вы выступаете только с сольными концертами?

- Мы прекрасно работаем и на корпоративных вечерах, причем делаем это на весьма высоком уровне. Интерактивность нашего искусства настолько высока, что нас порой гораздо лучше видеть вблизи, чем из огромного зала. Не отказываемся участвовать и в различных сборных концертах. Охотно даем благотворительные концерты. В январе, например, собираемся выступить перед школьниками Беслана.

- Вы рассказывали, что за пятнадцать лет 8 раз пересекали границу с Америкой. А что за случай был, когда вы пели не в концертном зале, а прямо в аэропорту?

- Это было после страшного теракта в Нью-Йорке в сентябре 2001 года, который мы, кстати, восприняли как личную трагедию. В это время мы находились на гастролях в Майами. 13 сентября утром нам надо было лететь в Торонто: билеты на вечерний концерт в «Форт-центр» на 2700 мест продали полностью. В Америке ввели военное положение, в аэропорту строжайший досмотр, все злые, в каждом иностранце видят потенциального террориста, а у нас огромные коробки с аппаратурой и костюмами. К тому же в шесть часов утра мы были одеты в обычные шорты, майки, а отнюдь не в смокинги. Нам заявили, что багаж будут проверять сутки. Что делать?

Потеряем сутки - значит, придется отменять концерт со всеми вытекающими последствиями. И тогда пришла спасительная мысль. Мы встали в аэропорту в ряд и оперными голосами бабахнули... гимн Америки «Бог благословил Америку». Так, как это сделали мы, никто в Америке гимн исполнить не может: там просто нет таких коллективов, как наш, где из десяти артистов пять оперных солистов, три роковых и два эстрадных певца. И когда мы без всяких микрофонов запели гимн, буквально все сбежались к нам, кто-то начал плакать, воздевать руки к небу, кто-то просто стоял в оцепенении... Эффект был потрясающий. Мы убедились в том, что американцы очень эмоциональны. Даже полицейские поняли, что не могут террористы петь так слаженно. И нас сразу же, с нарушением всех правил, погрузили и отправили в Канаду. Признаюсь, мы еще раз использовали этот прием. Это произошло в американском посольстве, где я получал рабочую визу. Ко мне стали придираться: видимо, насторожило, что я хорошо говорю по-английски, много раз бывал в Америке, к тому же у меня жена - гражданка США. Мол, почему я живу в России, не переезжаю к ним туда насовсем. Один из сотрудников посольства обратился ко мне: «Раз вы говорите, что руководите хором, может, споете что-нибудь?». Меня так ужасно разозлило, и для того чтобы моих ребят не мучили, я предложил своему хору исполнить гимн Америки. И мы грянули... Теперь в американском посольстве нам дают визу без проволочек.

- Михаил, у вас нынешний брак второй?

- Моя первая жена Лена, на которой я женился, когда мне был 21 год, много лет назад погибла в автокатастрофе, у нас осталась дочь. Наташе двадцать один год, она заканчивает юридическую академию. Второй раз я женился на гражданке США. Родители Лианы - выходцы из России, привезли ее в Америку совсем маленькой. Вместе с ней мы уже десять лет, хотя официально оформили свои отношения три года назад. Девять лет назад у нас родилась дочь Сарина.

- Наташа не стала певицей?

- Дочь очень музыкальная девочка. Ее мама тоже была певицей, закончила консерваторию. Но когда речь зашла о том, какую выбирать профессию, я сказал Наташе, что хватит в нашей семье музыкантов, пусть занимается чем-нибудь другим. Решили, что будет лучше, если она поступит на юридический факультет.

- Чем занимается ваша жена?

- С Лианой я познакомился в Америке, на одном из многочисленных концертов, она была дочерью одного из его устроителей. Я увидел ее, юную, хрупкую, с огромными, глубокими, как озера, глазами. Девушка оказалась компьютерным программистом, работала в очень приличной американской фирме, неплохо разбиралась в дизайне. У нее была престижная работа, собственный двухэтажный дом. У меня в то время не было ни нынешнего успеха, ни денег, чтобы достойно содержать семью. Но любовь оказалась сильнее... Сейчас Лиана занимается домом, хозяйством, воспитывает дочерей, не так давно у нас родилась Эммануэль, наша любимая дочка Эммочка. Мне бы хотелось, чтобы она нашла себе занятие для души, но только не в шоу-бизнесе.

- Ваша музыкальность была вам передана по наследству?

- В нашей семье вряд ли кто думал, что я стану профессиональным музыкантом. Отец, имея высшее экономическое образование, работал сменным мастером на швейной фабрике, мама трудилась там же накатчицей ткани. Кстати, оба они прошли Великую Отечественную войну: отец - рядовым, мама - санитаркой в эвакогоспитале. Я был у них поздним ребенком, когда появился на свет, отцу исполнилось 49 лет, а маме - 39. Родные мне рассказывали, что петь, точно интонировать мелодию я начал раньше, чем говорить. Отец, настоящий театрал, всю жизнь писал стихи. Мама очень музыкальна, у нее прекрасный слух, в молодости она хорошо пела под гитару. Слава Богу, мои родители живы и здоровы. Абсолютный музыкальный слух и у моего старшего брата Саши. У нас дома было пианино, которое нам досталось по наследству от старшего брата отца, жена которого была певицей. Увидев мое влечение к инструменту, мама сначала нашла мне частного педагога, потом меня отдали в музыкальную школу, правда, по классу флейты-пикколо. Уже через несколько лет я играл на флейте сложные пьесы. В одиннадцать лет поступил в Хоровое училище имени Свешникова. Потом была учеба на дирижерско-хоровом факультете Музыкальной академии имени Гнесиных, которую можно по праву назвать Высшей Школой Подлинной, Реальной Культуры. В этом Храме Муз я учился искусству дирижера. В то время я не думал, что когда-нибудь стану зарабатывать этим на жизнь, занимался для души, поэтому постигал все жадно, с большим упорством. Окончив институт, я продолжил учебу в аспирантуре, как симфонический дирижер. И еще старался как можно чаще ходить на концерты в консерваторию, слушал оперы в театрах. Вообще слушал очень много настоящей музыки. Как и все, жил скудно, но теперь хорошо понимаю, какой щедрый подарок мне сделала жизнь. Ведь Гнесинку не сможет заменить никакая Нью-Йоркская или Лондонская консерватории.

- Но при всей своей фанатичной любви к музыке вы же все-таки оставались вполне земным человеком.

- Конечно. В 21 год я женился на своей однокурснице, через год родилась дочка, и у меня появилась ответственность за свою семью. К этому времени у меня уже были водительские права, одно время даже занимался автоспортом. Поднапрягшись, купил свой первый автомобиль «Жигули». А если человек вполне профессионально водит машину, да к тому же у него имеется личный автомобиль, голодной свою семью он не оставит. И вот по субботам я садился за руль и занимался частным извозом. Были всякие истории, и бандиты встречались, и деньги отнимали, и однажды из машины выкинули (к счастью, ее обнаружили на следующий день), но я ни о чем не жалею. Еще приходилось работать грузчиком в крупном универсаме.

- До Хора Турецкого тогда было еще очень далеко.

- Сначала мне надо было пройти хорошую жизненную школу. Свою профессиональную деятельность начал с... православного церковного хора. Мне очень нравилась православная духовная музыка. Профессия приходила через эту музыку. Дилемму разности вероисповеданий моего и руководимого мной коллектива удалось решить без ущерба для обеих сторон. Репетиции проходили не в самой церкви, а в отдельной пристройке. Мной были очень довольны, а я старался, хотя это было непросто. Именно тогда я понял, что с выбором профессии не ошибся. Одновременно я работал руководителем вокально-инструментального ансамбля под названием «Голос». В его репертуаре были песни народов мира. Помните: «Венсе-рэмос! Вен-се - е-е-рэ-э-мос!»? В детском лагере Гостелерадио возглавлял детский хор. Помимо того, что я учил, я и сам учился тому, что нигде не преподают. Тому же ведению концерта, общению со зрителями. Я считаю зал одним человеком, которого надо к себе и ко всему нашему коллективу расположить. В этот момент уверен, что все зрители мои любимые люди, потому я изначально вышел на сцену, чтобы дать им радость.

- Вы одно время работали и в Театре музыкального искусства под руководством Юрия Шерлинга.

- Когда я узнал, что Шерлинг решил создать в России мюзикл, пришел к нему и заявил, что хочу у него работать. Так как набирались артисты балета, драматические актеры и оперные певцы, то «оперников» необходимо было научить двигаться, «балетных» - научить драматическому искусству и пению. Я тоже занимался со всеми по программе Шерлинга для актеров. Потом встал к балетному станку, и у меня появилась пластика, стал выходить на сцену в качестве актера. Вот с этого и начались мои занятия физкультурой. Стараюсь регулярно посещать тренажерный зал, делать специальный массаж, катаюсь на горных лыжах, на коньках, посещаю баню. Я держусь в одном весе примерно с шестнадцати лет. Кстати, за весом своих артистов я слежу очень строго.

- Как вы относитесь к алкоголю?

- Я люблю во время концерта, особенно в конце второго отделения, выпить пятьдесят граммов виски. Это стимулирует настроение. Но в принципе к алкоголю отношусь безразлично, могу немного выпить только за компанию. Так же отношусь и к курению. Могу в компании закурить сигарету. А в Америке, например, вообще забываю об этом, потому что это страна некурящих.

- После мюзикла вы круто свернули на другую дорогу, собрав и возглавив профессиональный хор при Московской синагоге.

- Мне говорили, что этот хор для меня - тупик, но я не мог отказать себе в удовольствии сделать свой собственный проект. Тем более что в это самое время погибла моя жена, на руках осталась пятилетняя дочка, и я понимал, что меня может спасти только работа. И я погрузился в нее с головой. Вскоре почувствовал, что мы профессиональный, самоценный творческий коллектив, который может выступать на серьезном уровне. Нас на Западе, где мы гастролировали в качестве Еврейского камерного хора, называли «Чемпионы свободы». Это название точно передавало ощущение, которое такие гастроли в то время вызывали у европейцев.

- От того, первого состава у вас кто-нибудь остался?

- Нет, никого, все они стали гражданами иностранных государств.

- Почему же вы остались в России?

- Потому что я - гражданин России и люблю свою страну. Я могу поехать, куда пожелаю, и так. Я не хотел искать сытую жизнь, потеряв пожар внутри себя.

- Ваш хор сегодня способен прожить без спонсоров?

- Мы вполне себя окупаем, так что без спонсоров прожить можем. И это грандиозное завоевание коллектива. Другое дело, что он не может приносить большую прибыль. Популярности нам хватает. Если, к примеру, объявляется концерт в Кремле, то уже за месяц большая часть билетов продается.

- Недавно состоялась презентация вашей книги «Хормейстер»...

- Эта небольшая книга была приурочена к 15-летию Хора Турецкого. Это не мемуары, а некое осмысление того, как я пришел к сегодняшнему дню. Пока ее в продаже нет, но скоро, надеюсь, она появится и на прилавках магазинов.

- Вы успешный человек. Но такова уж человеческая натура, что ей всегда чего-то не хватает. А чего не хватает вам?

- Мне не хватает своей студии, своего театра, своей базы, где я мог бы открыть школу для одаренных детей, давать небольшие, приватные концерты, проводить репетиции, творчески экспериментировать. Такому коллективу, как наш, это просто необходимо.

- Что вы считаете главным в жизни?

- Человек должен каждый день наполнять максимальным смыслом, надо жить жадно, принимая каждый день как награду. Тогда у него будет и будущее, и о прошлом жалеть не придется.

Леонид Гуревич,
Газета «Семья» № 1’2006

Назад в "Статьи"