Михаил
Турецкий:
«Мы делаем из блатной песни шедевр!»
Классика
сегодня не интересна, – считают многие,
не понимая, что классика сама когда-то
была авангардом. Михаилу Турецкому удалось,
популяризируя высокие стандарты исполнительского
мастерства, приблизить ее к современности.
Не раздумчивая вялость, а напор, не
скромное изящество, а адреналиновый
драйв, мощнейшая «компрессия» голосов,
тонкий юмор и артистизм – вот что характерно
для стиля «Хора Турецкого». Каждая миниатюра
тщательно срежиссирована, каждый жест отточен, а импровизация всегда
уместна и не натужна. При этом хор,
являющийся на музыкальной сцене явлением
уникальным, по-прежнему не лишен здоровых
творческих амбиций, не «забронзовел», а развивается. Сегодня у нас в гостях руководитель
коллектива Михаил Турецкий.
–
Профессиональные критики, говоря об
успехе, сразу отмечают где выступает исполнитель. Вы называете известные
на Западе площадки: «Карнеги-Холл»,
«Линкольн-центр», «Кодак». «Хор Турецкого»
побывал там и в сотнях других мест,
всегда собирая полные залы, и потому
не нуждается в подтверждении профессионализма.
Однако еще совсем недавно «синтетическое
искусство» находило своих зрителей непросто…
–
Когда меня спрашивают: «А вы 15 лет
назад представляли, как это будет?»,
я искренне отвечаю: «Нет! Даже не представлял».
Нельзя в творчестве что-то до конца
продумать, чтобы потом механически это
воплотить. Чем у меня наполнен творческий
процесс? Поиском! Поиском чего? Взаимопонимания
с миром – через музыку, через исполнительское
искусство.
Я
окончил хоровое училище им. А. В. Свешникова,
потом – Российскую академию музыки имени
Гнесиных.
Я учился в аспирантуре как симфонический
дирижер. Лет 20 я учился музыке. Но
всегда понимал одну важную вещь: педагоги
считали, что есть только классика, а
всего остального музыкального разнообразия
в природе не существует, и это было
их заблуждение. Я понимал, что в подлунном
мире есть разные вариации. Есть же рок,
джаз, поп-культура, есть то, что у нас
называют эстрадой. И я когда-то мечтал
взять это все и смешать. Сделать из
этого классическое эстрадное шоу. Но
прошло немало времени, прежде чем удалось
воплотить эти идеи.
К
сожалению, немногие зрители хотят сидеть
и в течение трех часов подряд слушать
оперу «Риголетто»:
им нужно всего три-четыре арии. Популярных,
известных. У нас сегодня люди читают
глянцевые журналы и не любят толстые
книги. А за единицу времени стремятся
получить
максимальное количество информации –
например, в Интернете. Темп жизни увеличился.
То
же самое и в нашем концерте – за три
часа мы полностью проводим музыкальный
«ликбез». Поймите, Большой зал Московской
консерватории и Большой театр максимально в год могут принять
100 тысяч человек. Что это для России?
Капля в море. Люди из наших регионов
– процентов 95 из них – никогда! – не
побывают в старом Петергофе, не увидят
его фонтаны, не съездят в Венецию и
не посетят Лондон. Мы через музыку,
декорации и какие-то образы привозим
все прямо на место. И у нас такое шоу
а-ля Лас-Вегас или Бродвей. С экранами,
технологиями.
–
Репертуар группы поражает разнообразием.
Как удалось совместить итальянские канцоны,
зонги из мюзикла «Иисус Христос – суперзвезда»,
песни «Битлз»
и православное «Отче наш»?
–
Мы начали с классики. Потому что умели
это делать лучше всего. У нас был коллектив
духовной музыки. Но потом…
поскольку мы высокодуховные
личности (смеется задорно и с удовольствием),
но к духовенству не имеем отношения,
мы стали двигаться от исключительно
религиозной музыки в сторону музыки
светской. Дальше – из классики в эстраду.
В результате, все, что было «до», –
сыграло только на пользу, расширив репертуар.
Теперь у нас есть музыка и духовная,
и светская, музыка любая – блатная,
например. Но «Мурка» у нас – не просто
«Мурка». Я могу сесть за рояль и спеть
все блатные песни, которые известны
в России. Я на Брайтоне бывал в ресторанах,
и со второго проигрывания мог исполнить
любую мелодию, я ее тут же запоминаю
– это уже образование помогает. Но сделать
из «Мурки» шедевр оперного мастерства,
спеть ее без инструментального сопровождения
и найти там еще стеб и китч, «прикол»
и сарказм – для этого надо превратить
ее в оперную историю типа «Смейся, паяц,
над убитой любовью».
–
Вы часто обновляете программу?
–
С учетом огромного количества городов,
где нас ждут, мы могли бы этого не делать.
Публике все равно, что мы привозим.
Ей надо нас увидеть, люди заряжаются
энергией от нашего шоу. Иногда одна
и та же вещь через год в других костюмах,
в других декорациях и чуть в другом
свете, исполненная иначе, выглядит как
совершенно новое произведение. Но обновление
репертуара нужно нам самим. Потому что
мы очень любим разнообразие и очень
сочувствуем группе «Машина времени»,
которая уже 30 лет вынуждена петь «Вот,
новый поворот». Не потому, что мы их
осуждаем, а потому что понимаем – этого
требует зритель… Мы взяли в свой репертуар примерно 350 композиций.
И это число растет, а мы все время меняем,
тасуем их и не устаем. У нас проблема
другая – все это держать в памяти. Потому
что это разные языки, разные голоса
и всегда живой звук.
–
Коллектив создавался в очень непростые,
переломные годы. Как удалось выжить
и не сломаться?
–
У нас была более чем непростая ситуация,
но мы выдержали. Сейчас понятно, что
90-е нас попросту закалили, а тогда
существование «Хора Турецкого» не выглядело
оптимистично. Потому что в нашей стране
музыкант, учитель, врач – это не профессии.
Даже если ты крепкий профессионал, но
не суперзвезда, если ты не делаешь уникальных
операций, если ты не редкий педагог,
когда за три урока можешь сделать из
ребенка вундеркинда, – даже среднего
достатка тебе никто не гарантирует.
Два наших человека ушли. Один стал заместителем
директора в компании «Три толстяка»,
а другой – заместителем директора строительной
компании. На каком-то этапе их радовала
заработная плата, но прошло два года,
и люди потерялись в жизни. Они – прирожденные
музыканты, яркие звезды. Они – люди
талантливые и могли бы и в торговле
работать, и в строительстве – как известно,
если человек талантлив, то талантлив
во всем. Но музыка – их призвание. И
надо было видеть их лица – как их поменяла
эта работа. Они просто потухли изнутри,
превратились из чего-то искрящегося
в деревянный столб.
Они
вернулись в хор. Я их понял, ведь это
мои близкие люди. Мы с ними не ссорились,
когда они уходили, – аргументы их ухода
были понятны, семьи нужно кормить. Теперь
у них есть второй шанс. Я очень верю
во второй шанс. Второй шанс иногда сильней,
чем первый. Когда человек приходит,
переосмыслив свой опыт.
-
Не было соблазна остаться в США?
-
Люди искусства, как правило, это граждане
мира. Они коммуникабельны, контактны,
иностранный язык Г приходит очень быстро.
В Америке \ нас полюбили со страшной
силой - мы почетные граждане городов
Атланта, Бостон, Майами. Конечно, это
дань признанию и не более того, но нам
при необходимости был бы предоставлен
вид на жительство.
Был
такой переломный момент: у меня одна
часть группы работала в Америке, а другая
- в России. И я просил поддержку нашего
государства. Комитет по культуре Правительства
Москвы обратил внимание - нам помог
Иосиф Давыдович Кобзон, показав нас
мэру I Юрию Михайловичу Лужкову. Тот
сразу оценил наш потенциал и дал "
нам необходимую защищенность. Это стало
решением вопроса. Если бы этого не случилось,
у нас то, что есть сегодня «здесь»,
было бы «там». Но мы, к счастью, оказались
нужны своей стране. Это наша Родина.
Вот почему на тему Америки я говорю
сегодня без излишней суеты.
Что
касается соблазнов
остаться в Америке… Я смотрю
на своего отца. Он много раз мог уехать.
Но он четыре года защищал страну, выжил.
И не намерен
нигде жить, кроме России. И еще он большой
романтик. Его окружает особая атмосфера,
где есть зал Чайковского, театры и поэтические
вечера, большая компания друзей. При
этом он всегда весел, улыбается и не
выглядит на свои годы. В 50 лет родил
меня. Мы дети своих родителей, он не
посеял во мне желание покинуть страну.
Значит, можно же быть счастливым, и
необязательно в Америке. У меня замечательные
родители. Они не могли мне устроить
очень благополучную жизнь, но сделали
для меня все, что было в их силах. Воспитывали
меня своей стойкостью. Личным примером.
Я очень горжусь ими: они оба - участники
войны. Я - поздний ребенок, моему отцу
сейчас 94-й год. Но он до сих пор ходит
в танцевальный зал и катается на коньках.
Мама продержалась до 84 лет, умерла
недавно, сражалась за жизнь до последнего. Я счастлив, что у меня такие родители.
–
Вы действительно были в Америке во время
печально знаменитых событий 11 сентября?
–
У нас были гастроли. Нас отговаривали:
«Может, не полетите? Страшно же!» Мы
вылетели в Америку через 2 дня после
удара по башням-близнецам. Терроризм
– общая боль и беда всего мира. Мы в
Чечню ездили и в Беслан.
А
тогда вылетали из Майами в Торонто,
и в аэропорту люди, отвечающие за безопасность
полетов, как-то напряглись: «У вас российские
паспорта, мы должны все проверять. У
вас такой багаж, что его надо проверять
шесть часов». Ситуация очень простая:
если не улетаем этим рейсом, у нас отменяется
концерт в «Форд-центре»,
где раскуплены все 2700 билетов. И я
понял, что сейчас единственный выход
- заставить их поверить, что мы не какая-то
группа международных аферистов. И когда
мы бабахнули в этом аэропорту «Боже,
благослови Америку»… Открою секрет:
вы знаете, почему вокалисты так любят
распеваться… в туалете? Потому что там
кафель и голос звучит лучше, чем он
дан от природы, он звенит весь! И когда
мы в 10 оперных голосов запели в аэропорту
- а там бетон, мрамор, стекло и металл,
- там это как зазвучало! Американцы
бросали свои рабочие места, пасса-иры
оставили свой багаж, ленты, по оторым
тянутся все эти чемоданы, остановили.
Они были в шоке. В Америке нет такого
коллектива, который мог бы спеть без
микрофона известнейшую песню - неофициальный
гимн - на таком уровне. Нет. Они встали
все, положив руку на сердце. Плакали.
–
Не хотите в будущем заняться преподавательской
деятельностью?
–
Хороший вопрос. Это обязательно случится.
Скоро нам передадут небольшой особняк
на проспекте Мира, и у нас будет свое
помещение, где я планирую открыть школу
для талантливых детей. Учеников пригласим
немного – 30–40 человек. Будем с ними
заниматься синтетическим искусством:
сочетанием актерского мастерства, пения,
музыкальной грамоты и хореографии. Это
нужно, чтобы наконец-то на нашу эстраду
вновь пришли профессионалы. У нас таких
школ нет. А я хочу, чтобы на сцену выходили
люди подготовленные. Я не хочу на этом
зарабатывать, а еще не хочу зависеть
от платежеспособности ученика. Там должна
учиться только талантливая молодежь.
Думаю, сам буду проводить мастер-классы. А еще это могут делать
и мои солисты – каждый из них давно
уже «профессор», настоящая звезда. И
этим обстоятельством лично я очень горд.
Беседовала
Наталия Санберг
Журнал "Почта России"
№3/2007
Формат
pdf
(0,3 Мб)
