Я
ношу
мамину
фамилию
Хор
поет
на
10
языках
и
исключительно
вживую.
В
репертуаре
коллектива
более
350
музыкальных
композиций:
арии
из
классических
опер
и
бродвейских мюзиклов, французский шансон и итальянские канцоны,
духовная
музыка
и
диалог
религиозных
конфессий,
мировые
и
советские
шлягеры,
еврейские
молитвы
и
русские
романсы,
блатной
фольклор
и
оперетта,
сопровождающаяся
зажигательным
мужским
канканом.
И
все
это
можно
услышать
в
одном
концерте
«Хора
Турецкого».
Из
каждой
песни
неподражаемые
артисты
создают
неповторимую
и
запоминающуюся
историю.
Мэр
американского
города
Майами-Бич
официально
учредил
городской
праздник
«Хора
Турецкого»,
который
отмечается
ежегодно
6
февраля.
И
вы
можете
присоединиться
к
этому
празднику
29
марта
во
Дворце
Республике,
где
«Хор
Турецкого»
выступит
с
программой
«Музыка
всех
времен
и
народов».
Автору
этого
интервью
приходилось
общаться
с
художественным
руководителем
и
дирижером
коллектива,
обладателем
высшей
награды
Американской
ассоциации
музыкального
искусства
–
ордена
«Золотая
корона
канторов
мира»
–
Михаилом
Турецким
как
в
Минске,
так
и
в
Москве.
Из
множества
бесед
и
составилась
эта.
–
Михаил,
говорят,
у
вас
белорусские
корни.
Ваши
родители
не
из
белорусской
деревни
Турец?
–
О
белорусских
корнях
все
верно,
а
про
деревню
–
не
знаю.
К
сожалению.
Мама
работала
няней
в
детском
саду,
а
папа
–
сначала
экономистом,
а
потом
мастером
цеха
на
одной
подмосковной
фабрике.
Я
у
них
очень
поздний
ребенок.
Отец
мой,
1913
года
рождения,
приехал
в
Москву
в
1931
году.
Участвовал
в
Великой
Отечественной
войне.
Приехал
в
Беларусь
за
десять
месяцев
до
войны.
Увидел
маму,
влюбился
и
увез
ее
к
себе
в
Москву.
А
потом
началась
война,
в
Беларусь
пришли
фашисты
и
всех
ее
родственников
уничтожили.
Заставили
вырыть
себе
могилы
и
расстреляли.
Мама
после
войны
приезжала
на
родину,
но
никого
не
нашла.
В
память
о
своих
предках
мама
попросила
отца,
носившего
фамилию
Эпштейн,
дать
мне
ее
фамилию.
Вот
так,
чтобы
мамина
фамилия
не
исчезла,
меня
записали
Турецким. И вот почему я всегда с огромным удовольствием выступаю
на
маминой
родине.
В
Беларуси
замечательная
природа.
Очень
теплый,
отзывчивый
зритель.
–
Когда
вы
решили
стать
певцом?
–
Я
с
детства
был
одержим
пением.
Уже
в
два-три
года
интонировал,
с
удовольствием
пел.
Но,
несмотря
на
то,
что
меня
тянуло
к
вокалу,
родители
отдали
учиться
играть
на
флейте,
пока
двоюродный
брат
моего
отца,
создатель
Московского
камерного
оркестра,
выдающийся
дирижер,
альтист
Рудольф
Баршай
не
спросил,
почему
мальчик
учится
дудеть,
когда
ему
надо
петь.
В
итоге
дядя
помог
мне
поступить
в
знаменитое
музыкальное
училище
им.Свешникова.
Сразу
в
пятый
класс.
Так
что
моя
музыкальная
стезя
была
предопределена.
После
училища
–
либо
консерватория,
либо
институт
Гнесиных,
либо
институт
культуры.
Я
решил
пойти
в
Гнесинку.
И
окончил
ее
с
отличием.
После
института
работал
в
музыкальном
театре
Юрия
Шерлинга. А потом ректорат моего института порекомендовал
меня
на
должность
руководителя
создающегося
хора
Московской
синагоги.
–
Правда,
что
вы
работали
грузчиком?
–
Иногда
мне
приходилось
работать
в
разных,
как
теперь
говорят,
структурах.
В
21
год
я
был
ночным
грузчиком.
У
нас,
в
универсаме
в
Строгино, грузчики ездили на своих машинах. Отборные были
ребята,
интеллектуалы.
Чтобы
разобраться
ночью
в
бумагах,
сопровождающих
грузы,
надо
было
иметь
голову
на
плечах.
У
меня
была
зарплата
180
рублей,
лучшие
продукты
и
большая
ответственность.
Все,
кто
тогда
в
том
магазине
работал
грузчиком,
сегодня
занимают
солидные
посты.
Я
прямо
из
магазина
ехал
к
своим
мальчикам
в
детскую
капеллу.
Мне
гаишники
отдавали
честь
на
трассе,
потому
что
я
им
иногда
привозил
ящик
гречки
и
ящик
чая.
Мне
тогда
21–22
года
было,
и
мне
это
очень
нравилось.
У
Гнесинки
я
прятал
свои
«Жигули»:
было
стыдно
кичиться
машиной
перед
теми,
кто
добирался
до
института
на
метро.
Я
педагогов
имею
в
виду.
Если
у
человека
есть
мозги,
он
не
будет
мозолить
людям
глаза
некоторыми
вещами.
–
А
как
вы
создали
свой
хор?
–
В
середине
80-х
в
синагоге
на
праздниках
я
обратил
внимание,
как
пели
старики.
Несмотря
на
то
что
пели
они
старческими
голосами,
меня
их
пение
завораживало,
я
чувствовал
мощь.
И
у
меня
промелькнула
мысль:
хорошо
бы
восстановить
традицию.
Еврейский
благотворительный
фонд
Джойнт
профинансировал
открытие
хора.
Они
хотели
восстановить
еврейские
традиции
через
школу,
через
библиотеку
и
через
хор
в
том
числе.
Возможно,
хотели,
чтобы
евреи
могли
почувствовать
себя
евреями
и
потом
двигались
бы
в
сторону
Израиля.
Это
я
так
понимаю
их
политику.
Они
дали
нам
какие-то
деньги,
и
мы
начали
создавать
хор.
За
их
счет
я
поехал
в
Нью-Йорк,
взял
там
несколько
уроков,
две
недели
изучал
партитуры
в
библиотеке.
Открыл
для
себя
древнее,
могучее
искусство,
которое
дает
колоссальную
силу.
За
два
года
мы
сделали
программу,
с
которой
выступали
в
Америке,
Англии,
Канаде,
Франции.
Но
как
только
мы
занялись
светским
искусством,
у
фонда
пропало
желание
поддерживать
нас.
Мне
помогали
друзья
из
США,
где
ценили
наше
искусство.
Но
в
России
сложно
было
раскручивать
еврейский
хор,
потому
что
всем
казалось,
что
наш
хор
только
для
евреев.
Но
это
же
не
так!
Я
хотел
прославлять
Россию,
потому
что
наш
коллектив
–
продукт
русской
музыкальной
школы.
Да,
мы
восстановили
репертуар
еврейской
духовной
музыки.
Но
мы
очень
любим
петь
по-русски,
потому
что
это
здорово
петь
на
своем
родном
языке.
Я
помню,
как
зрители
говорили:
«Хор
Турецкого»
дает
сумасшедший
драйв,
дает
ощущение
праздника.
Но
у
нас
не
было
никакой
рекламы,
нас
не
пускали
на
телевидение...
Тогда
я
разделил
хор
на
две
части.
Одна
осталась
в
Москве,
другая
поехала
в
Майами,
где
с
нами
заключили
контракт.
Я
мотался
между
Россией
и
Америкой
16
раз
в
год.
Я
не
хотел
уезжать
туда
навсегда.
Мы
не
американцы,
хотя
любим
и
уважаем
ценности
западного
мира.
А
еще
любим
Большой
театр,
каток
и
летнее
небо
в
пять
часов
утра,
и
водки
выпить
с
друзьями.
Я
хочу
жить
здесь!
Но
я
решил:
если
не
получу
поддержки,
то
навсегда
распрощаюсь
с
идеей
еврейского
хора
в
России
и
останусь
в
Америке.
–
И
кто
же
все-таки
помог?
–
Я
атаковал
офис
Иосифа
Давыдовича
Кобзона
с
просьбой
обратить
на
нас
внимание.
И
в
конечном
итоге
я
все
же
добился
поддержки
Кобзона.
Он
сначала
не
понимал,
зачем
нас
с
собой
брать
в
прощальный
тур
по
России,
но
потом
разрешил
нам
сорокаминутную
программу.
Мы
дали
около
ста
концертов,
и
Кобзон
остался
доволен
работой
с
нами.
А
нас
узнали
в
России
и
других
республиках
бывшего
СССР.
Нас
заметил
мэр
Москвы
Юрий
Лужков,
и
в
1997
году
мы
получили
статус
государственного
коллектива.
–
Говорят,
что
вы
часто
работаете
на
корпоративных
вечеринках.
Это
правда?
–
Ну
и
что
тут
такого?!
Да,
мы
работаем,
причем
на
мероприятиях
самых
крупных
и
представительных
компаний
нашей
страны.
Если
артист
говорит,
что
не
выступает
на
частных
и
корпоративных
вечеринках,
значит,
его
просто
не
приглашают.
Мэрилин
Монро
работала
на
корпоративах,
Фрэнк
Синатра,
чем
мы
хуже?
Артист
существует
для
людей.
Иногда
для
большого
количества
людей,
иногда
для
некоторых,
но
уже
за
большие
деньги.
–
Ваш
хор
работает
всегда
только
«живьем».
Как
вы
и
ваши
певцы
ухаживаете
за
голосом?
–
«Хор
Турецкого»
–
это
профессиональные
певцы.
Они
сами
знают,
что
для
их
голосов
хорошо,
а
что
плохо,
что
можно
и
что
нельзя.
Понимаете,
голос
–
словно
мышцы.
Если
правильно
заниматься
физкультурой,
то
ваши
мышцы
работают
с
каждым
занятием
все
лучше
и
лучше.
То
же
самое
с
голосом.
Если
правильно
петь,
а
профессионалы
знают,
как
это
–
правильно,
то
голос
с
каждым
разом
становится
все
лучше
и
лучше.
Все
зависит
от
уверенности
в
своих
силах
и
настроения.
Я
вот
могу
петь
три
часа
на
концерте,
а
потом
по
дороге
в
гостиницу
зайти
на
караоке.
Так
хочется
петь,
что
даже
деньги
за
это
плачу,
представляете?!
–
Как
вы
относитесь
к
пению
под
фонограмму?
–
Это
российский
феномен.
Я
не
понимаю
артистов,
которые
поют
под
фонограмму.
Если
человек
сам
не
болеет,
то
он
не
может
кого-то
заразить.
То
же
самое
и
в
искусстве.
–
Представьте,
пожалуйста,
свой
коллектив.
–
Хор
Турецкого
–
это
10
солистов.
Ваш
покорный
слуга
Михаил
Турецкий
–
создатель
и
художественный
руководитель,
заслуженный
артист
России.
Валентин
Суходолец
–
тенор;
Евгений
Тулинов
–
тенор;
Михаил
Кузнецов
–
тенор-альтино;
Олег
Бляхорчук
–
тенор;
Артур
Кейш
–
тенор;
Алекс
Александров
–
баритон;
Борис
Горячев
–
баритон;
Евгений
Кульмис – бас-профундо; Игорь Зверев – бас. Образование все получили в лучших музыкальных
учебных
заведениях
России.
Общий
диапазон
обладателей
эксклюзивной
коллекции
голосов
–
четыре
с
половиной
октавы:
от
редчайшего,
на
стыке
мужского
вокала
и
женского,
тенора-альтино
до
самого
низкого
в
мире
тембра
–
баса-профундо.
У
нас
в
коллективе
есть
разные
голоса,
такие
бесконечные,
как
Вселенная.
Есть
бездонные
басы,
пять
сочных
теноров,
два
оперных,
два
роковых,
один
тенор-альт
–
голос,
который
вообще
встречается
в
природе
в
единичных
случаях.
Состав
коллектива
остается
неизменным
вот
уже
на
протяжении
16
лет.
Артур
Мехтиев
Народная
газета,
Беларусь
№
58,
15
марта
2007г.,
Источник
