Руководитель
знаменитого
хора
о
том,
как
его
коллектив
не
выпускали
из
США
и
пришлось
петь
гимн
Америки
в
аэропорту,
о
дуэтах
с
Мадонной
и
другими
звездами
—
Кобзоном,
Вайкуле, Моисеевым и Киркоровым
—
Михаил
Борисович,
как
вы
сами
относитесь
к
претенциозному
определению,
«приклеившемуся»
к
группе
—
«десять
голосов,
которые
потрясли
мир»?
—
С
долей
скепсиса,
конечно.
Но
у
нас
действительно
собраны
уникальные
голоса,
и
это
реально
потрясает
людей
в
залах.
У
нас
есть
несколько
редких
теноров.
Один
—
выходец
из
Украины
—
вообще
уникальный
голос,
второго
такого
в
бывшем
СССР
нет
—
где-то
между
мужчиной
и
женщиной:
это
не
фальцет,
а
реальное
состояние
связок.
Когда
он
начинает
петь,
зрителей
охватывает
«мурашковый» восторг: мужчина поет женским голосом. Когда мы
выходим
на
сцену,
создается
впечатление,
что
поют
мужчины
и
женщины
—
люди
от
этого
шалеют.
В
нашем
репертуаре
есть
и
мировая
поп-культура,
и
классика,
и
оперетта,
и
джаз,
и
попса,
и
советские
хиты,
и
романсы,
и
духовная
музыка,
и
шансон
—
это
мировой
компот.
Мы
можем
спеть
все
что
угодно
—
даже
телефонную
книгу!
Такое
смешение
жанров
оказалось
очень
востребованным,
потому
что
люди
получают
в
одном
концерте
все.
—
В
начале
90-х
вы
чаще
выступали
в
Америке,
чем
в
России…
—
Да,
этот
опыт
очень
многое
нам
дал.
В
России
в
начале
90-х
людям
было
совсем
не
до
искусства…
Там,
в
США,
и
зародился
наш
эстрадный
проект.
На
Бродвее,
в
Лас-Вегасе
мы
пересмотрели
все
—
это
была
школа
настоящего
мюзикла
и
настоящего
шоу.
Американцы
дали
нам
много
хороших
идей,
которые
мы
потом
преломили
здесь
—
нам
стало
легче
и
понятнее
работать.
Америка
не
сделала
нас
богатыми,
но
освободила
от
нищеты
—
в
России
мы
бы
не
выжили.
—
У
вас
были
концерты
в
Штатах
как
раз,
когда
там
рушились
небоскребы…
—
11
сентября
2001
года
мы
были
на
гастролях
в
Майами.
А
через
два
дня
должны
были
вылететь
в
Торонто.
Ситуация
в
аэропорту
наистрашнейшая:
подозрительность,
скрупулезный
досмотр
пассажиров
и
багажа.
Мы
не
могли
попасть
на
самолет
—
у
нас
было
много
багажа.
Проверка
заняла
бы
несколько
часов
—
а
мы
приехали
как
раз
к
вылету
самолета.
Долго
убеждали,
что
мы
—
музыканты,
что
в
багаже
—
аппаратура,
нас
никто
не
хотел
слушать.
Да
мы
и
не
выглядели
как
музыканты
—
в
шесть
часов
утра!
Тогда
нам
в
голову
пришла
спасительная
мысль:
как
доказать,
что
мы
хор?
Только
спеть.
И
мы
забабахали
гимн
Америки
без
микрофонов,
прямо
в
аэропорту,
в
присутствии
трех
тысяч
случайных
слушателей!
Это
запоминается
на
всю
жизнь!
Там
была
потрясающая
акустика:
металл,
стекло,
бетон
—
все
звенело.
Вот
почему
певцы,
к
примеру,
любят
петь
в
туалете?
Потому
что
они
чувствуют
себя
там
богами:
кафель,
маленькое
помещение
—
прекрасная
слышимость!
И
там,
в
аэропорту,
творилось
что-то
неимоверное.
У
них
только
что
обрушились
небоскребы,
произошла
национальная
трагедия
—
и
вдруг
иностранцы,
русские,
поют
их
гимн,
да
еще
так,
как
у
них
никто
никогда
в
жизни
не
пел!
Это
было
даже
страшно
видеть:
они
побросали
рабочие
места,
остановились
ленты,
по
которым
двигается
багаж,
служащие
стояли,
приложив
руку
к
сердцу,
и
не
двигались.
Нас
пропустили
безо
всякой
проверки.
С
одной
стороны,
Америка
—
полицейское
государство,
но
с
другой
—
американцы
такие
сентиментальные…
—
Среди
ваших
многочисленных
дуэтов
со
звездами
эстрады
были
неудачные
проекты,
о
которых
сейчас
вспоминаете
с
сожалением?
—
Нет.
Все,
с
кем
мы
сотрудничали,
по-своему
грандиозные
артисты
—
люди,
которых
никто
не
«надувал».
Они
не
принадлежат
к
большинству
нынешних
«раздутых»,
благодаря
пиару
и
инвестициям,
«звезд»:
и
Вайкуле,
и
Кобзон,
и
Киркоров,
и
Моисеев,
и
Галкин
сами
поднялись
и
светят
годами
—
это
высокого
полета
артисты.
Немного
нас
разочаровала
Эмма
Шаплин
—
мы
взяли
ее
с
собой
петь
в
Кремле.
Она
как
раз
и
есть
тот
самый
надутый
шарик:
когда
пришлось
петь
с
нами
вживую,
оказалось,
что
ее
уровень
—
третий
курс
музучилища.
Хотя,
конечно,
красивая
женщина,
ходила
босиком
по
полу,
в
платье
пятиметровой
длины
—но
как-то
просадила
энергетику
в
зале.
—
Время
на
семью
остается
при
невероятно
плотном
концертном
графике?
—
Моя
супруга
говорит,
что
залог
счастливой
семейной
жизни
—
то,
что
мужа
девять
месяцев
в
году
нет
дома:
нельзя
с
ним
поссориться,
все
время
по
нему
скучаешь.
Ведь
кухонные
баталии
очень
быстро
разрушают
две
активные
личности
—
надо
периодически
друг
от
друга
отдыхать.
Просто
эти
вспышки
семейного
счастья
редко
бывают
—
хотелось
бы
отсутствовать
хотя
бы
5-6
месяцев
—
было
бы
лучше.
Но
меня
пока
эта
жизнь
устраивает.
Другое
дело,
что
человек,
отдающий
любовь
огромному
количеству
зрителей,
иногда
не
может
сделать
счастливой
одну
женщину.
—
К
вам
это
относится?
—
Наверное,
относится.
Я
не
уверен,
что
моя
супруга
получает
от
меня
большую
долю
счастья.
Я
сомневаюсь.
Жена
не
признается
в
этом,
будучи
мудрым
политиком.
Она
не
может
мне
сказать:
я
несчастлива
с
тобой.
Потому
что
в
этом
случае
я
могу
спросить:
а
почему
ты
тогда
моя
жена,
со
мной
живешь?
Наверное,
она
идет
на
компромисс:
пусть
он
мне
не
уделяет
внимания,
зато
я
—
жена
Турецкого.
