Михаил
Турецкий: Мы собираем
стадионы!
Декабрьские
концерты Хора Турецкого
в Кремле уже стали доброй
традицией. А посещать
их – признаком хррошего
тона и изысканного вкуса.
И, как бы ни хвалили себя
сами музыканты, какими
бы восторженными эпитетами
ни награждала их пресса,
то, что они делают на
сцене, выше любых, даже
наилучших, слов.
Для
разговора со мной у руководителя
хора Михаила Турецкого
фактически не было времени.
Судите сами: в один день
пресс-конференция по поводу
предстоящих концертов,
съемки, репетиция, обсуждение
«рабочих моментов» с художником-постановщиком
шоу Андрисом Лиепой. Словом,
полный цейтнот. Однако
узнать и о работе, и о
личной жизни, и о взглядах
Михаила на музыку и творчество
все же удалось.
-
Репертуар Хора Турецкого
чрезвычайно разнообразен:
это и классика, и духовная
музыка… Что больше всего
нравится исполнять именно
вам?
-
Мне нравится все, что
мы делаем.
-
Однако разве ваше классическое
музыкальное образование
(Михаил окончил Хорошое
училище им. Свешникова
и Российскую академию
музыки им. Гнесиных. –
Прим. авт.) не предполагает
наличия утонченного вкуса,
для которого, скажем,
«Мурка» или «Синий туман»
далеко не лучшие мелодические
образцы?
-
Ну, зачем же так категорично.
В каждом жанре, тем более
с учетом того, что мы
адаптируем любую мелодию,
можно выделить нечто весьма
достойное. И если говорить
о шлягере «Синий туман»,
то это только с одной
стороны музыкальная банальность.
С другой – песня, на которой
выросло поколение эпохи
застоя, в конце концов,
и я сам. Человек слаб,
и ему не всегда легко
балансировать в обнимку
с высокими материями.
Даже нам, профессионалам,
иногда хочется простоты
и нехамысловатости. И
наши залы реагируют на
это с полным восторгом.
А фрагменты мировых опер
мы ставим на современные
ритмы, и это тоже нас
очень заводит.
-
Вы сами работаете над
музыкальной адаптацией?
-
Обычно я приглашаю талантливых
людей и говорю: мне нужно
в таком-то стиле сделать
то-то и то-то. Если человек
слишком сильно увлекся
собой и пошел не в ту
сторону, я
об этом говорю.
То есть руковожу процессом.
-
Как руководитель вы, скорее,
тиран или демократ?
-
Какая может быть тирания,
когда выстраиваешь отношения
с творческими людьми?
Нас в хоре десять человек,
и все разные, все талантливые,
у каждого свое мнение.
Нет такого, чтобы я не
поговорил с кем-то, не
выслушал совета. Правда,
есть творческая воля,
которая должна быть немного
«над», а не на том же
уровне или «под». Мои
артисты иногда шутят:
«Мы, как солдаты, смотрим
из окопов, а Турецкий
все видит с вышки». Все
понимают: до того, как
мы собрались вместе, никто
не был звездой. Сейчас
да, все могут претендовать
на сольную карьеру, но
ведь тогда каждому придется
что-то придумывать для
себя одного: имидж, репертуар…
Вообще, у нас замечательные
отношения. А вот в женском
коллективе эта проблематика
всегда заострена!
-
И тем не менее, как вы
выходите из конфликтных
ситуаций, которые неизбежны?
-
Переворачиваю день, как
страницу книги. Новый
день – это новая страница.
Не возвращаюсь к старому.
И отношусь к своим ребятам
как к членам семьи. Ведь
муж и жена не расходятся
друг с другом после ссор.
Вот и мы как-то притерлись,
привыкли.
-
Вам предстоит три, а если
получится, то и четыре
концерта в Кремлевском
дворце. Что для вас значит
эта площадка?
-
Определенное подведение
итогов года. Раньше я
дико волновался именно
перед этими выступлениями.
Сейчас уже не так. Поскольку
жизнь нас заставляет обновляться,
мы думаем над тем, чтобы
в кремлевских концертах
было нечто такое, чего
наш зритель еще не видел.
В каком-то смысле гастроли
для нас – это отработка,
обработка нового. Мы максимально
выкладываемся, где бы
ни выступали – в Восточной
Сибири, Чувашии, Поволжье,
на Дальнем Востоке, но
там мы все же можем позволить
себе некие творческие
эксперименты. И это оправдывает
себя: в регионах мы начали
собирать целые стадионы,
хотя для нашего неподготовленного
в музыкальном плане человека
даже само слово «хор»
уже звучит как-то странно:
ну хор, что его смотреть?
Время от времени на нас
косо смотрят: дескать,
хватит уже выступать в
Кремле, не построили бы
вы себе, ребята, свой
театр…
-
Вас мало видно на телевидении.
В чем причина?
-
Если мы выступаем в сборных
концертах, нас показывают.
А чтобы делать полноценную
телепрограмму, нужно как
минимум на несколько месяцев
все бросить и посвятить
себя только этому. Нас
же на сцене много, все
поют, внутри каждой композиции
есть определенная схема
отношений музыкантов между
собой, в чтобы получился
продукт западного уровня,
«телевизионные деятели
искусств» должны уметь
это очень грамотно снимать.
А ТВ любит резать искусство
и оставляет только попсу.
Приходя на наш концерт,
человек получает контрастный
душ: тут и классика, тут
и шансон. А на экран выйдет
лишь то, над чем не нужно
думать.
-
Осознание собственной
эксклюзивности на вас
как-то влияет?
-
Если вы имеете в виду
«звездную болезнь», то
я отношусь к этмоу философски.
Это же преходящие ценности.
Мне радостно от того,
что в моей жизни есть
творчество. Я занимаюсь
тем, что нравится, я не
стал товароведом или банкиром.
Деньги нужны человеку,
но подобный вид деятельности
мне неинтересен как таковой.
Некоторые мои артисты
застраховали свой голос,
но у меня таких уникальных
голосовых связок нет.
И если вдруг с моим горлом
случаются проблемы, например,
простуда, ангина, я вкалываю
себе гидрокортизон и иду
на сцену. Это вредный
гормональный препарат,
но он снимает отек на
три часа, а это как раз
то, что нужно.
-
Что принципиально нового
будет в новом шоу?
-
Мы ввели блок песен на
спортивную и патриотическую
тематику. Например, знаменитому
«Маршу энтузиастов» из
фильма «Цирк» в этом году
70 лет. Раньше, в советское
время, он звучал лицемерно:
вроде кругом черные воронки,
геноцид, и вдруг «я другой
такой страны не знаю,
где так вольно дышит человек».
В период перестройки миф
о советской эпохе был
разрушен, а сейчас, когда
я в провинции виду людей,
подпечающих «знамя страны
своей мы пронесем сквозь
века», я начинаю этому
верить: они пронесут,
ведь такой динамики роста,
какая есть сейчас в России,
нигде больше не наюлюдается.
Мы поем духовную музыку,
где есть иудейсткая молитва,
и католические песнопения.
У нас есть номер, который
дает понять: Бог един,
на каком бы языке к нему
не обращались. Мы придумали
новую классическую страничку
из франментов опер Верди.
В свое время мы делали
попурри арий Чайковского,
а сейчас обратились к
«старику Джузеппе». Ведь
его музыка очень демократично.
Как только музыка Верди
выходила из-под его пера,
она тут же становилась
достоянием башмачников,
кожевенников, другого
простого люда. Когда мои
артисты репетируют, я
иногда спускаюсь в зал
послушать. Вы знаете миланский
театр Ла Скала? Они бы,
глядя на ребят, открыли
рот и сказали: «не может
быть!». Итальянский –
на уровне, голоса – я
сам балдею… Есть ностальгический
блок, например «Гляжу
в озера синие» с русским
балетом. Создается атмосфера
партийного концерта 70-х
годов, но это впечатляет!
-
Вы отвечаете на вопросы
о личной жизни?
-
Да.
-
Итак…
-
Я женат вторым браком,
у нас двое детей, жена
Лиана – гражданка США.
Первая супруга погибла
16 лет назад. От нее у
меня дочь.Уже взрослая,
окончила юридическую академию.
Похожа на меня, красивая
девочка, папина дочка.
-
Вы влияете на карьеру
дочери?
-
Я говорил: ну, чем ты
хочешь заниматься? Она:
либо юриспруденцией, либо
медициной. Я посоветовал
идти в юристы, а о музыкальном
пути не думать вообще.
Если ты Моцарт, это станет
понятно в пять лет.
-
Жена сопровождает вас
на гастролях?
-
Она ездит со мной, только
если концерт знаковый
или если мы летим за границу.
-
Не хотите огорчать урожденную
американку суровыми реалиями
российской жизни?
-
Дело в том, что это невероятно
тяжело физически, так
что иногда я беру с собой
не жену, а своего тренера
по фитнесу. А однажды
со мной летал мой друг,
врач-невропатолог. Собрался
навестить родственников
в Красноярске. У него
своя система оздоровления,
и, казалось бы, дорога
не должна его утомлять.
Так потом он спрашивал
меня: «Ну как после Красноярка
вы полетели в Иркутск,
потом в Краснодар, а через
неделю оказались в Торонто?»
Я ему: «У меня генетика
отличная, отцу идет 94-й
год, и артисты – тренированные,
на трассе сухой закон,
никто не курит, все правильно
питаются. Но главное –
зрители. Их аплодисменты
и восторг – это такие
волны энергетики!».
-
Иными словами, по сравнению
с другом-невропатологом,
у вас совершенно иной
ритм жизни. А как же вы
отдыхаете?
-
Мне иногда достаточно
взять машину, поехать
в Суздаль, прийти в баню,
попариться часа четыре,
а потом искупнуться в
проруби. И важно, чтобы
в этой поездке я был совсем
один.
-
Баня именно в Суздале?
Это ваша фирменная «фишка»?
-
Это случайно получилось.
Как-то я съездил с друзьями
из банка на корпоративный
отдых, и они показали
мне это место. Там правильное
место, правильная баня
и правильный банщик с
вениками. Я открыл для
себя, что это просто реанимирует.
Была у меня одна история.
Я ехал из Чебоксар в Иваново
через Нижний Новгород,
и мой водитель влетел
в кювет. «Мерседес» колом
встал в снег, температура
-19, никто не останавливается,
телефоны не ловят. Повезло:
через два часа на дороге
появился автомобиль с
нашей аппаратурой. Нас
вытащили, я настучал водителю
по башку, но потом пожалел:
я же сам его укатал. Сел
за руль, завернул в Суздаль,
попарился, приехал в Иваново
на концерт. Но после выступления
не остался там, а поехал
в Кострому. Покатался
на лыжах, а оттуда в Вологду,
на следующий концерт.
И концерты прошли на одном
дыхании.
-
Просто энерджайзер! А
что вас больше всего утомляет?
-
Даже не знаю… От общения
с людьми я получаю огромное
удовольствие и еще больше
заряжаюсь энергией.
