Бриллианты
Турецкого
Европейская
музыкальная критика назвала их «десять голосов, которые
потрясли мир». В России за несколько лет мужской хор стал
успешнее многих поп-звезд. Этим парням удалось оживить
и сделать по-хорошему легкомысленным серьезный классический
жанр. И доказать, что высокое искусство и шоу-бизнес вполне
могут существовать вместе. На прошлой неделе «десять голосов,
которые потрясли мир» впервые услышала Анапа. Единственный
концерт давал на Летней эстраде «Хор Турецкого».
Рассказывают,
что зимой, когда «Хор Турецкого» выступал в Краснодаре,
на концерт пришла вся многочисленная еврейская диаспора
краевого центра. Отцы семейств в черных шляпах и кипах,
с пейсами. Мамаши с детьми. Чинно проходили в зал и рассаживались
на первые ряды. Это при том, что самые дешевые билеты
на концерт стоили 1000 рублей. В Анапе публика была куда
более разномастная. Но и здесь стоимость билетов доходила
до 2500 рублей. Неудивительно, что на первых рядах встречались
свободные места. Зато гораздо более дешевые балконы были
забиты битком. Впрочем вряд ли кто-то в тот день пожалел
о потраченных кровных. «Хор Турецкого» был во всей красе.
Божественные неземные голоса, потрясающее многоголосье...
И каждый из десяти участников хора (лауреаты конкурсов
оперного мастерства им. Рахманинова и «Золотой Орфей»,
заслуженные артисты России) был сам по себе редчайший,
неподражаемый бриллиант. Они пели так, что мороз по коже.
Звучали шедевры немецкой, французской, итальянской оперы:
Верди, Моцарт, Вагнер и т. д. «Полет шмеля» Римского-Корсакова
и песню о старом извозчике Л.Утесова хор исполнил а капелла
(без сопровождения), голосами имитируя музыкальные инструменты.
Восторженно принимала публика джазовые композиции и попурри
на советские шлягеры, одесский шансон и битловские нетленки,
итальянские эстрадные хиты и песни из репертуара Николая
Баскова (сам Басков здесь отдыхает). «Наш паровоз, вперед
лети» спели так, что зал прошибла ностальгическая слеза.
А видели бы вы, что творилось с публикой, когда они выдали
«Многая лета» Кубани и Анапе! Вообще, народ охотно подпевал
хору, а самые смелые даже станцевали перед сценой «русскую
мамбу» - летку-енку. Кордон, представленный бойцами-десантниками,
попытался было усадить народ, но Турецкий тихонько попросил
телохранителей уйти в тень: «Нам охрана не нужна, пусть
люди веселятся».
После
концерта корреспонденту «Анапы» удалось пообщаться с худруком
арт-группы «Хор Турецкого» Михаилом Турецким.
-
Михаил, так чем же вы всетаки потрясли мир? Почему вас
одинаково восторженно принимают и в США, и в Израиле,
и в России?
-
Ну, это вопрос к тем, кто придумал такой эпитет. Получается,
я должен сам себя хвалить... Хотя мы не стесняемся называть
себя лучшими. Я думаю, мир потрясает палитра наших возможностей
- то, что в одном месте одновременно собралось такое количество
высокопрофессиональных, действительно штучных, коллекционных
мужских голосов. Если это оперный тенор, то это тенор
высочайшего класса. Если бас, то это супербас - на октаву
ниже. Если это тенор-альтино, то таких голосов вообще
нет в России. Да и в мире, наверное, единственный. Он
поет не фальцетом, а реально - голосом. Фальцет - это
такая манера, которой поют, скажем, Пресняков или Витас.
Это манерность. И, в основном, компьютер. А здесь вы слышите
живой голос. Он демонстрирует это, когда поет без микрофона.
А еще мы - единственный в мире танцующий хор.
-
Но вы же не будете спорить, что движение мешает пению,
сковывает голос?
-
Да, мешает и сковывает. Но мы научились с этим бороться.
Ведь человек пришел, чтобы удивлять остальной животный
мир своими возможностями. И когда много над чем-то работаешь
(а мы много работаем над тем, чтобы петь и двигаться одновременно),
это дает необыкновенные, удивительные результаты. И движение
уже не мешает, а помогает. Хотя, как балет «Тодес», мы,
конечно, танцевать не будем. Да и незачем.
-
И где же вы их набрали, эти коллекционные голоса? В церковном
хоре, в синагоге?..
-
Да неважно. У них у всех одна главная основа - высшее
музыкальное образование, которое было в советские времена.
Этим ребятам по 30.40 лет, и они последние из могикан
- последние представители той лучшей в мире советской
школы. Не секрет, что самые выдающиеся композиторы, пианисты,
скрипачи и вокалисты - российского происхождения. Потому
что школа была сумасшедшая. Такой нет, к примеру, в Америке.
Их высшая «Jewelly arts» (я там был) - это то же, что
у нас среднее музыкальное образование.
-
А как, вообще, возникла идея создать мужской хор?
-
Я ходил в синагогу на праздники. Тогда это называлось
Горка . близ Китай-города в Москве. Все собирались на
улице, а в самой синагоге пели старики. Пели они старческими
голосами, но это была божественная, роскошная музыка.
И тут впервые промелькнула мысль: а почему бы не восстановить
традицию? Вот. И в 1989 году мы собрали человек шестнадцать.
У меня только что погибла жена. В августе. А хор я собрал
в сентябре. Я не знаю, откуда на это взялись силы. Может
быть, я не выбрался бы из своей трагедии, если бы не хор.
За два года мы сделали программу, с которой выступали
в США, Англии, Франции, Израиле, в консерватории в Москве.
-
Вот просто так сделали программу и поехали по миру без
помощи меценатов и спонсоров?
-
Нет, конечно. Есть такой еврейский благотворительный фонд
«Джойнт», который и профинансировал открытие хора. И первые
гастроли проходили при поддержке фонда. Но у них была
своя политика. Восстановление еврейских традиций через
школы, библиотеки и, в том числе, через хор. Наверное,
чтобы евреи вновь почувствовали себя евреями и начали
возвращаться в Израиль. Но в какой-то момент мы пошли
вразрез с их политикой, больше стали заниматься не религиозным,
а светским искусством. И у фонда пропало желание нас поддерживать.
-
Михаил, а правда, что на первых порах вам Борис Березовский
помогал?
-
Правда. Где-то в 1995 году. Но недолго. Начались очередные
президентские выборы, и Березовскому стало не до нас.
Вообще, я хочу сказать, что без спонсора, без поддержки,
искусству сложно выживать. Но мы все-таки придумали такую
форму. Чтобы не превратиться в голимый шоу-бизнес, а быть
в большей степени искусством - с элементами шоу-бизнеса.
И сегодня наш хор вне политики и без спонсоров. Как это
удается? Наша политика и наши спонсоры, так сказать стратегические
инвесторы, - это публика, которая покупает билеты и приходит
на концерт. За счет этого мы и делаем свои аранжировки,
приобретаем костюмы, аппаратуру, живем на свете - за счет
нашей публики. И мы очень счастливы, что ни у кого не
просим денег и ни от кого не зависим. Другое дело, взаимовыгодное
партнерство, когда мы говорим: «Давайте вместе построим
декорации, повесим экраны, организуем оркестр, балет».
Именно так в прошлом году мы совместно со Сбербанком России
сделали 57 концертов в российских регионах. Общими усилиями
продвигали их топ-менеджмент и наше искусство.
-
С Иосифом Кобзоном в прощальный тур тоже на взаимовыгодных
условиях ездили?
-
Ну, это было давно, когда нас мало кто знал. Иосиф Давыдович
тогда морально нас поддержал. Он взял нас с собой в прощальный
тур по России, не будучи уверенным, потянем ли, сможем
ли. И «Хор Турецкого» определенным образом оправдал его
доверие. И, естественно, с тех пор мы дружим. Но я считаю,
что Кобзон не должен нам помогать. Вокруг очень много
тех, кто нуждается в реальной поддержке. И Иосиф Давыдович
им помогает, содержит детские дома... А мы - взрослые
мужики, которые сами должны себя содержать.
-
Михаил, а вам не кажется, что от самого слова «хор» веет
чем-то скучным и устаревшим? Сейчас-то мы понимаем, что
это не так. Но когда вы начинали, не хотелось назвать
коллектив как-нибудь с претензией, чтобы привлечь публику?
Ну, скажем, как-нибудь так: «Турецкий и нонет»?
-
Ну, вы правильно говорите. Действительно, ниша эта какая-то
непрестижная, не пользующаяся популярностью у основной
массы населения. Но мы постарались этот престиж поднять.
Наперекор всем, так сказать, силам природы и всем особенностям
психологии отечественного слушателя. И даже западного!
Вы знаете, на Западе слово «хор» тоже не пользуется популярностью.
Когда мы называли себя «мужской хор из России», пиар-менеджеры
говорили: «Все три слова некоммерческие. «Хор» - плохо,
«мужской» еще хуже, «из России» - совсем плохо».
-
Тем не менее вы работали в Майами по контракту?
-
Когда нам давали хотя бы шанс себя показать, в нас сразу
влюблялись. И давали нам возможность работать. В частности,
в Америке. Более того, мы могли реально остаться в США,
и весь тот успех, который вы видите в России, мог развиваться
там. Но мы не хотели уезжать туда насовсем.
-
Почему?
-
Потому что мы россияне. Мы говорим по-русски, мы любим
Россию. Это же нормально. Не все хотят жить в Америке.
И особенно когда у человека появляется такая возможность.
А у меня такая возможность есть. У меня супруга американка,
американский паспорт и так далее. Но я родился в Москве
и не собираюсь никуда уезжать. Я не могу без Большого
театра, без катка, летнего неба в пять часов утра и друзей,
с которыми можно водки выпить.
-
До «Хора Турецкого» у вас был опыт работы в других коллективах?
-
Детская капелла и еще ВИА, где мы пели что-то патриотическое.
Так что моя юность была озарена ансамблем политической
песни.
-
Ну, тогда это приветствовалось и сулило определенные выгоды.
-
А я в этом не вижу негатива. Меня до сих пор заводит политическая
песня. Вот, например, замечательная вещь Серафима Туликова
«наш паровоз, вперед лети.» прямо-таки хватает за душу.
Это наша жизнь. Мы такие. И никто не знает, как было бы
лучше.
-
Почему вы сегодня не исполнили свои фирменные еврейские
песнопения?
-
Знаете, если мы исполним весь свой репертуар, концерт
будет занимать примерно 22 часа. У нас остались неспетыми
военные песни, русская классика, фольклор, отечественный
попс и так далее. Спели «Хава нагила» - и ладно. В конце
концов, не еврейский же концерт.
-
Михаил, Турецкий - ваша настоящая фамилия?
-
Это фамилия мамы. Мой отец приехал в Белоруссию за девять
месяцев до войны. Увидел маму, влюбился и увез к себе
в Москву. А потом началась война, в Белоруссию пришли
фашисты и всех ее родственников, всех до одного, уничтожили.
Заставили вырыть себе могилы и расстреляли. Так Турецких
не стало. И мама попросила отца сохранить ее фамилию.
По папе я Эпштейн, но чтобы мамина фамилия не исчезла,
меня записали Турецким.
-
Насколько я знаю, у вас было суровое детство музыкального
ребенка: флейта, гаммы, этюды, Свешниковское музыкальное
училище, затем Гнесинка. Вашей дочке Сарине та же судьба
уготована?
-
Она совсем другой ребенок. Знаете, она очень близка к
шоу-бизнесу. Напрочь лишена комплексов. Она говорит: «Я
могу выйти и станцевать на сцене в Кремле» (ей девять
лет). Я - ей: «А ты знаешь, что там на тебя будут смотреть
шесть тысяч человек?». Она говорит: «Меня это не волнует».
Она говорит мне это по-английски: «I don’t care». Дело
в том что Сарина родилась в Америке и у нее нет наших
русских комплексов неполноценности.
-
А как у вас, Михаил, с комплексами?
-
Ну-у, моя дорогая! Я от них все еще избавляюсь. Я сильнее,
чем мои комплексы, поэтому мне удается запрятать их так
глубоко, что никто, кроме меня, о них не догадывается.
В любом случае, я продукт российской действительности.
А Россия, особенно той эпохи, в которую проходило мое
становление, - она «комплексовала» всех без разбору. Но
и наделяла непостижимым запасом жизненных сил.
-
Как вы сообщили во время концерта, в Анапе вы впервые.
Успели хотя бы морского воздуха вдохнуть?
-
Я здесь на самом деле впервые. Вообще удивительно, потому
что Анапа - это такой город, с которым многие еще в юном
возрасте знакомятся. А я в своем пионерском детстве только
в подмосковных лагерях бывал. Так что сейчас пойду гулять
по городу наверстывать упущенное.
Виктория
Сологуб
Независимая
газета «Анапа»,
6
августа 2006 г.
