Проездом
с... Михаилом Турецким,
который никогда не поет под фонограмму
Хоровые
коллективы редко бывают знаменитыми настолько, чтобы и билетики на их
концерты стреляли перед входом, и аншлаги на каждом представлении, и
центральные каналы телевидения в прайм-тайм
показывали, собирая у экранов миллионы поклонников.
Московская арт-группа «Хор Михаила
Турецкого», несомненно, относится к числу таких раритетных коллективов.
Выросшая из еврейского хора, сегодня она собирает полные залы и постоянно
гастролирует по стране и за рубежом.
Но
не только высокопрофессиональным исполнением привлекают публику десять
молодых симпатичных мужчин, которые легко двигаются по сцене, прекрасно
поют соло и в ансамбле и ощущают себя вольготно в любом музыкальном
жанре - в фольклоре, классической музыке, мюзикле или эстрадной песне.
Есть в их работе главное, что, вероятно, и притягивает к ним тысячи
поклонников. Это - способность выкладываться на каждом концерте так,
словно они вышли на сцену в первый и единственный раз в жизни. Такое
отношение к самим себе, безусловно, проистекает из уважения к своей
профессии, а также к тем людям, которые приходят их слушать. И оно,
это уважение, рождает у зрителя ответное чувство благодарности. Ведь
чтобы внушить любовь, нужно всего лишь любить самому. Истина старая,
но верная.
О том, как зарождался коллектив и какой путь
он прошел, рассказывает его бессменный руководитель и «главный идеолог»
Михаил Турецкий.
- Вы начинали как еврейский мужской хор, исполняющий традиционную музыку.
Насколько мне известно, вы даже стали обладателем Золотой короны канторов
мира. Что вас привело в коллектив - убеждения или случай?
- Я всегда интересовался историей своего народа, и у меня в детстве
было много родственников, которые, собираясь за столом, пели прекрасные
еврейские песни. В начале 80-х я ходил в синагогу на Архипова на праздники.
Тогда это называлось «пойти на горку». В начале перестройки благотворительная
организация «Джойнт» занялась возрождением еврейской жизни в России, и
частью его программы было создание еврейского мужского хора. В то время
я с отличием окончил Российскую академию им. Гнесиных
как дирижер хора и дирижер симфонического оркестра. «Джойнт»
нашел меня через ректорат института.
- Почему именно вас? Вы уже как-то были известны?
- Я не был известным, но мне было 26 лет, и я был евреем. Они искали
молодого, яркого музыканта, который мог бы возглавить красивый творческий
проект, ну, и я подходил им по анкетным данным. В это время я работал
с Шерлингом в его музыкальном театре, который
уже не был еврейским, как когда-то, а стал интернациональным. Кроме
того, в тот момент я учился в аспирантуре и преподавал. Поэтому хор
Московской синагоги был только частью моей работы, которая в дальнейшем
захватила меня с потрохами. Это было сказочное время. Мы пели в храме
канторскую музыку. Рожденная в разных географических
точках, она очень разнообразна, чего я не могу сказать о православной
русской музыке, более консервативной. Бытующее в Польше, Украине, России,
Германии, Румынии канторское пение наполнялось
интонациями народов этих стран, и это взаимопроникновение дало великое
разнообразие музыкальных тем. Мне никогда не было скучно работать с
канторской музыкой. Тем не менее
широкому кругу людей она была малознакома, ее нужно было еще раскручивать,
что мы и стали делать. Называться еврейским хором в 90-х годах в стране
русских людей было весьма не просто. Впереди должен был идти какой-то
паровоз, который бы нас рекламировал.
-
И кто был этим паровозом?
- Никто. «Джойнт» нас очень быстро бросил,
потому что мы были слишком хороши для него. Они хотели иметь убогий
хорик, под который бы в Америке давали деньги
из жалости. А мы не хотели быть жалким проектом. Мы хотели быть яркими,
энергичными и со временем стать коммерческим проектом, чтобы петь песни
и больше ничем не заниматься. Поэтому мы очень серьезно сражались за
качество, понимая, что когда-то мы это качество должны начать продавать.
Мы остались одни-одинешеньки
и начали заниматься искусством, мечтая познакомить с ним как можно больше
людей.
- И тогда начались ваши гастроли?
- Да - по Европе, Америке, Израилю, по городам СНГ. Но чисто еврейский
концерт не мог обрести массового слушателя, потому что это этническое
искусство, а у него не может быть большого потенциала. Такое искусство
не показывают по телевидению. И даже не потому, что оно еврейское. Честно
говоря, я не видел и чисто татарского или киргизского концерта. Но известно
ведь, что если тебя нет на телевидении, тебя нет в природе. А мы были,
и еще как были!
- Как развивался ваш коллектив?
- Мы освоили все грани еврейской музыки - и фольклор, и молитвы, и эстраду.
Сделали совершенно сумасшедшую программу, которая была очень популярна.
Она называлась «Еврейские песни о главном». С ней мы тоже побывали в
странах бывшего Советского Союза и в Израиле.
- Когда в начале 90-х вы начали выезжать на Запад, в частности, в Америку,
ваши продюсеры рисковали, беря вас на гастроли?
- В то время на пятьдесят долларов в Москве можно было месяц жить, а
за три тысячи купить трехкомнатную квартиру в Ясеневе.
Никаких неподъемных условий для американских продюсеров у нас не было.
Мы мечтали, чтобы нас скорее раскрутили, и поэтому скорее приносили
продюсеру прибыль, чем забирали ее у него.
- Ходят слухи, что вас очень поддерживает Кобзон и благодаря ему вы так и раскрутились в нашей стране.
- В 95-м году я делал много попыток познакомить Иосифа Давыдовича с
нашим коллективом. Скажу вам, это было непросто, потому что существует
масса людей, желающих получить поддержку Кобзона. Однажды он пришел
на наш концерт, преподнес большой букет цветов и передал для меня записку,
в которой писал, что остался под большим впечатлением от
услышанного. Но только в 97-м году мне удалось убедить Иосифа Давыдовича
взять нас в свою программу. Кобзон тогда давал прощальный концерт, и
мы объездили с ним весь бывший Союз. В той программе было три части
- русская, еврейская и интернациональная. Мы участвовали в еврейской
части и таким образом немножко открыли себя широкому зрителю, но пока
только как еврейский коллектив. А в дальнейшем мэр Москвы Юрий Лужков
по рекомендации Кобзона дал нам статус государственного коллектива,
который уважают и признают в городе. Именно в этом и заключалась серьезная
поддержка со стороны Кобзона - привлечение внимание мэра Москвы к нашему
хору. И сегодня мы любимый коллектив Лужкова. Нас, кстати, слушали и
Владимир Владимирович Путин, и Михаил Касьянов, и Примаков, и Степашин.
Ведь это признание руководства не только Москвы, но и всей страны.
- В вашем концерте в Москве в государственном зале «Россия», который
вы назвали «Десять голосов, которые потрясли мир», участвовали множество
звезд российской эстрады: Киркоров, Басков,
Лолита, Газманов, Лайма Вайкуле, Надежда
Кадышева. Как вам удалось убедить их петь в вашем шоу? Ведь
многие из них специально разучивали номера и песни.
- Убедить удавалось потому, что я предлагал им такую музыкальную идею,
от которой талантливый человек просто не мог не завестись. А к людям
не талантливым или не интересным для себя я просто не обращался. Я давно
хотел спеть с Киркоровым песню группы «Qween».
У нас нет такого солиста, а у него нет такого хора. А Николай Басков
с его ярким классическим голосом в нашем концерте спел «Мурку». Понимаете,
в бархатном смокинге и с пультом петь «Мурку» - в этом есть идея, в
этом есть ход. Он спел здорово. Я никогда не думал, что Николай такой
гибкий и способный человек, с таким чувством юмора. Я уверен, что это
начало нашего творческого сотрудничества. Олег Газманов
- высокоталантливый человек, интеллигентный, умный. Мне интересно было
спеть не на его поле, а на нашем. Поэтому мы предложили ему «Feeling».
Я вспомнил концерт Брайан Адамс - Паваротти, в котором сочетались, казалось
бы, несочетаемые певцы. Голос с хрипотцой
Газманова очень здорово подошел к этой песне, и хотя поначалу
он не соглашался, но в конечном итоге никогда об этом не пожалеет. Публика
была, конечно, шокирована.
- Я была на вашем концерте в Карнеги-холл в Америке. И когда ваши ребята
побежали по залу, то многие вокруг стали шушукаться, что вы, мол, поете
под фонограмму, потому что бегать и петь для певцов невозможно.
- Знаете, мы тренируемся, и поэтому дыхание у нас не сбивается. Мы все
ходим в тренажерный зал. Могу вам сказать, что те, кто поют под фонограмму,
себя же обкрадывают. Потому что они никогда не смогут дать такую энергетику
залу, которая возникает при живом звуке. А нам смысла нет петь под фонограмму
- у нас высокообразованные музыканты. Ну, а те, кто говорили, что мы
поем под фанеру, наверняка наши недоброжелатели.
Ежемесячный
международный еврейский журнал "Алеф"
Элла Митина
Назад
в "Статьи"
