Об Арт-группе
"Хор Турецкого"

Сообщество

Написать нам

choir-club@yandex.ru

СТАТЬИ

Михаил Турецкий: «Надо отдавать - и тогда возвращается»

Заниматься музыкой в детстве приходилось многим. Кто-то бросал через год-другой. Кто-то со скандалами, но заканчивал школу-семилетку. Правда, к инструменту потом так и не подходил. Кто-то, поучившись, и сейчас при случае садится за рояль или берет в руки гитару.

А кто-то уже в десять лет знал, что сделает музыку своей профессией. В двадцать – учился в консерватории. Ближе к тридцати находил дело своей жизни. И если трудолюбие оказывалось помноженным на талант, становился известным на всю страну.

В январе и декабре прошлого года Москву ошеломили концерты Хора Турецкого. Десяти голосам, которые потрясли мир (так еще называют этот коллектив), рукоплескали в ГЦКЗ «Россия» и в Большом Кремлевском дворце. За год коллектив объехал полсотни городов нашей страны и окончательно завоевал симпатии зрителей не только в Америке, Германии, Израиле, но и в России.

Заслуженный артист России Михаил Турецкий, давший коллективу имя и определивший его судьбу, именно серьезное музыкальное образование считает основой сегодняшнего успеха своего «хора солистов». О том, как ребенок, увлеченный музыкой, становится в музыке профессионалом, а профессионал – знаменитостью, и состоялся наш разговор с основателем Хора Турецкого.

– Михаил, учиться музыке – это было ваше желание?

– Сначала было родительское желание меня реализовать. В детстве мне очень нравилось петь. Это было, наверное, самое любимое мое занятие. Интонировать, напевать мелодии, которые шли из теле- и радиоприемников, я начал, когда еще не умел толком говорить.

Я не мог бы сам в 6 лет пойти учиться… И благодарен своим родителям за то, что они меня сориентировали.

У меня чудесные родители, они живы-здоровы, хотя очень пожилые люди. Матери 82 года, отцу 91. Я поздний ребенок, а в ту эпоху, в 60-е годы, родить ребенка в 40 лет было настоящим героизмом...

Началось все с музыкальной школы по классу флейты-пикколо. Тут, правда, они не угадали… Мне было интересно пару лет учиться духовому инструменту, но на самом деле это была ошибочная дверь. Я вообще не исполнитель. Я организатор музыкальных процессов. Я продюсирую идеи музыкальные. То, что я буду дирижером, я знал уже в 11 лет.

– В этом возрасте как раз многие и бросают музыкальную школу…

– Конечно, были сомнения, периоды разные, когда не хотелось учиться музыке. Да, мне было грустно, что дети играют в хоккей на улице, а я за фортепиано сижу. Но я всегда был амбициозным человеком. В недрах своей души я понимал, что если быть музыкантом, то быть лучшим. А значит, этой профессии в детстве, в отрочестве надо было уделять минимум 8 часов в день.

Причем это уже невозможно сделать в 20 лет. Это как язык – чтобы хорошо говорить на языке, надо начинать с трех лет. Учиться ходить надо в год. Учиться музицировать, читать ноты, понимать музыку, соприкасаться с ней надо в детстве.

И единственный способ добиться успеха – ребенок должен ловить кайф от этого. Человек становится только тогда состоятельным в профессии, когда это не через силу происходит. Первый год – да, кто-то должен зажечь эту страсть. Она сама по себе не разгорится. Но через год-полтора ребенок уже должен сам хотеть заниматься. А если он готов бросить – значит, это не его.

– А если ребенок сам запросился в музыкальную школу, а через полтора-два года желание пропало, и он занимается только из-под палки?

– Я могу объяснить эту ситуацию. Мальчику или девочке не повезло – они не попали в правильные руки. Они потянулись к музыке, им хотелось играть на инструменте, или петь, или сочинять, а потом вдруг разонравилось – это вина педагога. Зажечь, увлечь должен именно педагог.

Мне в этом смысле повезло. Я пел в хоре мальчиков Хорового училища имени Свешникова, мы очень много ездили по тогдашнему Советскому Союзу. Там я получил полную музыкальную и общеобразовательную подготовку. А дальше – Российская академия музыки имени Гнесиных и аспирантура, которую я закончил как симфонический дирижер. Я получил полное образование, которое мне сегодня помогает со своим коллективом заниматься музыкой разных стилей, эпох, музыкальных направлений, жанров. И мои коллеги, с которыми я сегодня работаю, все имеют равное мне образование.

– Как вы их находили? 

– А как вообще встречаются люди? Случайно. Был некий центр, начало какое-то, и дальше люди сами подтянулись. Кого-то я знал, с кем-то учился.

Но они не были теми звездами, какими являются сегодня. Когда они работают на сцене, понятно, что каждый – звезда. Со своим уникальным голосом. Это не хор, это хор солистов, персонифицированный проект. Но они могут петь вместе. Когда солист может спеть с другим солистом – это редкость. А мы можем петь все вместе и все по отдельности.

В первые годы своего существования мы пели еврейскую духовную музыку, пели а-капелла, без сопровождения. Эти старинные храмовые песнопения мы и сейчас поем в концертах. А тогда, в начале 90-х я чувствовал, что мы можем сказать нашей музыкой нечто большее. Так мы вышли на светскую сцену. В репертуаре появились песни на разных языках, отечественные и мировые хиты в оригинальной интерпретации, фрагменты из оперной классики. Сейчас наши концерты – это уникальные музыкальные шоу.

Вы, наверное, знаете, что у нас в шоу-бизнесе не обязательно быть музыкантом. Можно вообще не знать нот и тем не менее зарабатывать деньги музыкальными проектами.

Но кроме эстрады существует настоящая музыка, настоящие голоса, настоящее искусство. И Хор Турецкого это постоянно демонстрирует. У него функция такая – этот коллектив пришел как оппозиция дебилизации нашего общества.

Наши люди и вообще культурная традиция русской земли расположена к тому, чтобы иметь высокую культуру на сцене. А у нас в этим в последнее время просто беда. Вульгарность, пошлость, самоделка, непрофессионализм. Мы сегодня задаем некий тон… музыкальной культуры, если хотите. Мы ведь не только развлекаем. Мы будоражим какие-то эмоции. Хотим оставить след. Заставить что-то переосмыслить. В конце концов мы приезжаем – и показываем, как надо петь, как можно одеться, как разговаривать.

– Вы знали, что так будет? Что ваш коллектив ждет такой успех?

– Избавь себя от корыстного желания попасть в цель. Я знал всегда, что я должен очень хорошо работать каждый день. Выкладываться. Где бы я ни выступал, я никогда не думаю про завтрашний день. Я выступаю сегодня, и даже если это не Нью-Йорк, не Бостон, не Москва, не Санкт-Петербург, все равно я там работаю, как в последний раз.

Наверное, это в крови. В Пятикнижии Моисея есть такая мысль: человек не имеет права подпитываться прошлым, не имеет права залезать в будущее. Он должен максимально наполнить смыслом сегодняшний день. И в этом гениальная мудрость, потому что у того, кто максимально наполняет смыслом сегодняшний день, и будущее есть, и прошлое у него тоже в порядке.

Я не думаю: я сегодня так выкладываюсь, а что у меня останется на завтра? Эта схема не работает. Надо отдавать – и тогда возвращается. И не думать: я отдам, а вернется ли мне назад? Человек, который что-то сделал в ожидании возврата к нему – он всегда разочарован. Если делаешь добро, никогда не жди ответной реакции. Если ты работаешь – работай хорошо. Если ты любишь – люби по-настоящему. Не надо экономить. К тебе это на энергетическом уровне возвращается.

Иногда я настолько опьянен – не успехом у людей, а удачами творческими. Вот самая большая радость. И я сам мерило. Я чувствую: удалось – не удалось, попал – не попал. Если угадал, если что-то в творческом плане получилось, то это и люди поймут. Мы работаем для людей, делая их счастливыми. И они нам возвращают свою любовь, привязанность, поклонение.

– Тяжело руководить коллективом, в котором каждый – звезда?

– Иногда работать с мужским коллективом легче, чем воспитывать одного или двоих детей. Это я умею делать здорово – объединять большие коллективы и держать их в железном кулаке.

Когда мне было 22 года, я был студентом Гнесинки и преподавал хоровую дисциплину в капелле мальчиков. У меня был хор 100 мальчиков. Что такое 100 мальчиков на пространстве 40 метров, пока нет педагога? Я заходил как к тиграм в клетку. Открывал дверь, группировался… Проходило 10 секунд, пока все понимали – Турецкий зашел. И наступала мертвая тишина.

Что касается воспитывать детей – вот тут я не уверен. Я слишком сильно отдаюсь творческому процессу и не могу иногда сосредоточиться на своих близких. Люди, которые могут сделать счастливыми толпы поклонников, не всегда могут сделать счастливыми тех, кто рядом. Но близкие должны понимать эту специфику. Когда живешь с человеком незаурядным, который может 6000 человек поднять на бис... У этой работы специфическая энергетика. Иногда близким бывает сложно с такими людьми – общественными, публичными.

– Как это переживают ваша жена и дочка?

– Есть такое понятие компромисс. Есть много хорошего в этой истории, когда близкий тебе человек, муж или отец, занимается таким делом. Но быт страдает. Отца нету дома. Это плохо для ребенка. Редко так бывает, что у гастролирующего артиста где-то не нарушается взаимопонимание с детьми.

С ребенком надо проводить время. Надо настраиваться на тонкие струны его души. А это целая работа. Человек должен быть свободен от мыслей, от забот. А когда управляешь таким творческим процессом, каким управляю я, ты все время в этом процессе. У тебя нет ни выходных, ни праздников.

С другой стороны, у людей состоявшихся, активных, зрелых, я считаю, должно быть много детей. Я часто вижу – прекрасные люди, замечательная семья, и только один ребенок. Это так несправедливо. Думаю: «Вы должны после себя оставить четыре ребенка, вам так повезло, вы вместе, вы такая пара…» Когда есть некая состоятельность человеческая – духовная, а не только финансовая, – детей должно быть больше. Это будут хорошие дети, потому что с возрастом более ценным становится и ощущение материнства и отцовства.

Сейчас нашей с Лианой дочери Сарине 8 лет, моей дочери от первого брака … (имя дочери) – … (сколько лет). И может, через несколько лет я снова захочу стать отцом. Эта тема в нашей семье не закрыта. Я нахожусь в самом активном возрасте, в самом пике. У меня еще должны быть дети, и может быть, и не один ребенок.

– Вам приходится быть строгим с Сариной?

– Редко. Вообще я за нее спокоен, она девочка, которая знает, чего хочет. У нее очень сильный характер. Она крепкий ребенок и в жизни не пропадет.

У нее уже очень большой кругозор: Сарина родилась в Америке, мы с ней жили и там, и здесь, и на гастроли она с нами, бывает, выезжает.

Конечно, ее надо направлять, подбрасывать нужные идеи в нужное время. Но я считаю, детям важно давать и возможность выбора, самоопределения. В чем-то они должны быть самостоятельны уже в том возрасте.

Сарина учится музыке?

– У нее есть педагог по фортепиано, есть клавиши, она немного занимается. Я не думаю, что она сможет пойти по моему пути – очень тернистый, сложный путь. Без инвестиций стать профессионалом и во что-то вырасти… Это очень редкий случай.

И в то же время я чувствую, что она могла бы быть скрипачкой. По ее типажу. Ей 8 лет, самое время… Я чувствую этот шанс и хочу его использовать. Но хватит ли терпения у нее…

И еще это от мамы зависит – хватит ли у мамы сил этим заниматься. Сводить Сарину на несколько скрипичных концертов. Дать почувствовать вкус этой музыки. А потом в течение года просто стоять над ней, пока она будет по четыре часа в день «пилить». За год будет понятно, получается что-то или нет. В общем, я хочу подбросить Сарине эту идею со скрипкой…

– Что бы вы сказали родителям, которые задумываются о музыкальном образовании своего ребенка?

– Если рассматривать музыку как профессию для многих, то я в это не верю. Для души – очень считаю необходимым. Музыка делает человека более тонкокожим, более восприимчивым, более уязвимым в хорошем смысле слова. Музыка заставляет человека летать в облаках и дает ему фантазии. А без фантазий жизнь примитивная. И я хочу, чтобы мои дети умели фантазировать и могли оторваться от этой грешной земли.

Беседовала Ирина Суховей
Журнал «Наш любимый малыш»,
март 2005 г.

Назад в "Статьи"

Hosted by uCoz